Мусор
Дверь захлопнулась после того, как из неё вылетел человек с коробкой, в которой лежали все его рабочие вещи. Вещей было немного, всего-то цветок, степлер, пару скрепок и пожелтевшая от грязи белая кружка. Человек сидел у входа, не двигаясь, он всё ещё не мог принять тот факт, что его, лучшего сотрудника, взяли и выкинули, как ненужный мусор. Сначала ему хотелось разрыдаться под окнами начальства, вызвать жалость своим беспомощным видом, придумать историю про несуществующих деток, которых нужно кормить, или про умирающую мать, что не может накопить на гробик перед скорой смертью. Досада от потери единственного источника для спокойного существования вскоре сменилась на злобу. Человек уже был уверен, начальники схватятся за головы, когда поймут, какое золото они упустили, какую важную вещь отправили на свалку. Делать у двери больше было нечего, нахмурив свои брови, человек пошёл в сторону дома. Расстояние предстояло немаленькое: километр пешком до остановки, автобус, площадь, сам двор, в котором стояло многоэтажное здание.
Небо на странность было спокойным и чистым, ничто не преграждало путь солнечнему свету, что освещал улицы, по которым шагал человек. Он был полностью погружён в свои мысли о будущем, судорожно придумывал план по выживанию, но ничего хорошего и умного не появлялось, что-то копошилось в голове, но она была пуста, поэтому человек решил понаблюдать за окружающим миром, в надежде, что ответ придёт к нему сам. Вот идёт мимо большая семья: мама, папа, их малыши-дети, у каждого в руке по мороженому. Они быстро, лёгким движением рук, срывают цветные упаковки. Немного дальше от них стоит пустующее мусорное ведро. Зато вокруг ведра царит рай для мелких букашек, низших уровней жизни, как считал человек. Там лежат и грязные салфетки, и пустая упаковка сигарет, и фантики, блестящие розовые фантики от конфет; кто-то особенно щедрый решил вывалить целую горку сгнившей каши, больше похожей на сгусток пушистой зелёной плесени. Из неё вытекала странная жидкость, бывшее молоко. Семья решила тоже внести вклад в молодую экосистему, они бросили свои голубые обёртки и продолжили свой путь, наслаждаясь этим прекрасным, солнечным днём и похрюкивая от удовольствия. Человеку не понравилось такое поведение, но он решил промолчать, победа была бы не на его стороне, по сравнению с ними, он ничего из себя не представляет.
Вздохнул, то ли от злости, то ли от грусти. Побрёл дальше. Он дошёл до пешеходного перехода, или до того, что раньше было им. Краска давно стёрлась, от яркой, жёлто-белой дорожки остались лишь кое-где застрявшие кусочки краски. На светофоре горел красный, своей дорогой жизнью рисковать не хотелось, решено было постоять. Это ведь на пару секунд не более. Рядом был столб, увешенный различной рекламой, реклама на ободранных клочьях прошлой рекламы, реклама про квартиры, реклама про помощь в любых делах, другой рекламе не хватило места, и она была приклеена толстой полоской скотча к дереву у столба. Везде чёрные большие буквы предлагали что-то совершенно ненужное. Засмотревшись на эту бумажную красоту печатного производства, человек не заметил, что другие прохожие пошли по дороге. Он заторопился, не желая отставать от них. Как тут зелёная, местами проржавевшая машина промчалась сквозь промеху в толпе пешеходов, оставив за собой слой едкого дыма. Человеку повезло, он проскочил возможную причину смерти, вслепую продолжил переход, глаза слезились. Хотя если бы его и сбила машина, вряд ли кто-нибудь из проходящих соизволил бы помочь. Единственная память о существовании личности были бы кровавое пятно на дороге да коробка с вещами.
До остановки осталось немного, только этим и мог себя утешить человек. Узкая дорога, обросшая жёлтой, сухой травой, одинокие стада пакетиков шелестят тут и там, в ожидании ветра, чтобы продолжить расселение; справа был чёрный забор, за ним находилась бывшая больница, ныне обшарпанное здание, растасканное на кирпичи, сам же забор ничуть не изменился, стоит, но без смысла на существование. Слева мчались цветные пятна, машины, словно пытались обогнать друг друга, оставляли за собой тучный след, человек всегда кашлял, пока шёл по этой дороге. На остановку можно было пройти и другим путём, без машин, дыма, случайных встречных, никогда не уступающих путь. Но он настолько привык к такому, что мысли пойти другой дорогой, воспринимались, как чужие, ради привычного можно пожертовать здоровьем, главное, никаких сюрпризов.
Приближение к остановке всегда обозначалось увеличением числа белых комочков, бывшие билетики, бережно засеянные своими обладателями, иногда втоптанные в землю поглубже. Сам человек с детства взял себе привычку копить билеты у себя дома, в специальной коробке, вскоре одной коробки не хватило, за все времена накопилось 5 пыльных коробочек. Рука не поднималась выкинуть добротные воспоминания о каждой поездке. Вместе с семенами автобусов лежали их давние друзья, семечки, точнее, шелуха семечек, серого цвета с полосками посветлее. В отличие от билетиков, она была везде, вокруг, лежала на сиденьях, будто это её законное место, неприятно хрустела под ногами, если наступить в горку, и застревала в обуви. Так человек понимал, что остановка совсем близко, он даже с закрытыми глазами, по звуку мог бы определить, где его следующий пункт назначения.