— Мы угадали размеры? — спросил Рогозин.
— Отлично, — буркнул Андрей, — вы, наверно, портной?
— Нет, — весело сказал Александр Петрович. — Хотя когда-то мне довелось поработать продавцом одежды в крупном универмаге… Лагерное тряпье выбросите?
— Оставлю на память, — ответил Обнорский и надорвал подкладку бушлата. Вытащил деньги и «самурайский меч».
— Ого! — заметил Рогозин. — Вы с этой штукой в самолет пойдете?
Андрей молча упаковал в сумку лагерную робу. Туда же положил «меч». Деньги и документы убрал в карман пиджака.
— Что вы с ними сделали? — спросил он.
— С кем? — удивился Рогозин.
— С теми… в БМВ.
— В каком БМВ?
— Послушайте, Александр Петрович, — начал Андрей, но Рогозин быстро его оборвал:
— Нет, это вы послушайте. Не было никакого БМВ. Я, по крайней мере, не видел… И Сергей не видел. Так, Сережа? (Водитель кивнул.) И ребята (Рогозин ткнул большим пальцем назад) не видели. Забудьте!
— Ну конечно… Как вы приказали Вите? «Сделай так, чтоб я их больше не видел». Так, кажется?… Вы на что рассчитываете, товарищ майор? Вас же вычислят в два счета. Вы на двух постах ГАИ засветились. Как только обнаружат расстрелянную бээмвуху…
— Я думаю, у экипажа БМВ претензий не будет, — с ухмылкой ответил Рогозин. Он уже понял ошибку Обнорского, но решил его не разубеждать. Пусть журналист и дальше пребывает в уверенности, что на трассе имело место убийство.
Андрей просто онемел от цинизма и наглости Александра Петровича.
— Действительно, — сказал он, — претензий у экипажа не будет.
Неужели, думал Андрей, они настолько уверены в своей безнаказанности? Это же не лезет ни в какие рамки, не поддается логике.
Андрею стало не по себе. Всю оставшуюся дорогу до Екатеринбурга он молчал. Казалось, что рядом с «волгой» несутся на взмыленных лошадях пьяные от крови опричники. И звучит залихватский разбойничий свист, и руки лежат на рукоятках кривых татарских сабель. И в России, дремучей и похмельной, разворованной Борискиной шайкой, оболганной, обманутой, униженной, все им дозволено. Все будет им прощено и списано в архив.
Вечером того же дня произошел еще один эпизод, который, правда, к нашему повествованию прямого отношения не имеет. Однако… …вечером того же дня встретились на окраине Нижнего Тагила несколько сотрудников ГАИ. Чтобы, как говорится, снять стресс после напряженного трудового дня. Сели, приняли по первой, закусили пельменями. (Да не теми, что в общем зале подают… для «хороших людей» пельмешки делаются отдельно.) В общем, выпили, пожевали и заговорили на привычные темы: начальство — дубы, Рыжий — сука, в Чечне — война, цены — мрак, а Люська из канцелярии теперь спуталась с полковником и лейтенантам уже не дает… Короче, пошел нормальный мужской национальный разговор вкупе с национальной же забавой — питием. Такие, или почти такие, разговоры продолжаются у нас столетия и при этом не надоедают! У-ух, загадочная русская душа, блин немазаный.
— А у меня, — сказал, понюхавши корочку, старший лейтенант Козырев, — вообще сегодня случай был! Звонит, блин, днем дежурный и говорит: слышь, мол, Козырь, там сейчас через тебя две тачки пойдут. Волжанка, такой-то номер, и БМВ, блин, такой-то номер. Так ты бээмвуху проверь… мутная она какая-то. Бандюки в ней, что ли… А на «волге» московский комитетчик рассекает.
— Стой! — перебил Козырева его коллега, лейтенант Лушин. — Тормози, Коля! Комитетчика московского фамилия — Рогожин?
— Вроде — Рогозин, — ответил Козырев. — А ты почем знаешь?
— Вот, блин, кино. Точно — Рогозин… У меня же то же самое сегодня было. Тока наоборот…
— Да что было-то?
— Слушай сюда. Мы с Толяном трассу утюжили…
— Ну?…
— Болт гну. Трассу, говорю, утюжили. Вдруг — вызов. С РУОПа ко мне на рацию выходят. Слышимость херовая, но все же слыхать маленько. И втюхивают такую тему: на Свердловск идет ихняя машина. И «волга» какая-то мутная. Надо, дескать, «волгу» проверить.
— Ни х… себе, — сказал Козырев.
— Ага! Ну, точно, едут. Торможу орлов. А там, в натуре, майор комитетский, Рогожин этот…
— Рогозин, — поправил Козырев.
— Однох…нно. Чекист, короче. Да еще водитель. Да еще зэк во всем зэковском, с «тринадцатой» откинулся. Морда разбойничья, бородатая. Такой, бля, без ножа зарежет.
— Они, — сказал Козырев. — А дальше чего?
— Да ничего. Доложил бандюкам в бээмвухе.
— Так они из РУОПа? Бандюки-то твои?
— А я почем знаю? На вид — обычные бандюки.
— Ну, дела, — сказал Козырев. — Чего делается-то? ФСБ с РУОПом друг дружку проверяют? Или бандиты через нас друг дружку проверяют? Ни хера не понимаю.
— Совсем оборзели, — поддакнул Толян, и было непонятно, к кому же это относится: к ФСБ, РУОПу или бандюкам? Или ко всем вместе взятым? Товарищи по оружию, однако, уточнять у Толяна не стали, а согласились:
— Точно! Совсем, бля, оборзели… надо за это выпить.
— Нет. Это за нас надо выпить. А они пусть хоть совсем друг друга перемочат. Вот за это и выпили.
После звонка и доклада Рогозина Семенов еще раз проанализировал ситуацию. Водила БМВ сообщил, что он и его коллеги — сотрудники частного охранного бюро. Задание имели простое: отследить Обнорского вплоть до посадки на поезд или в самолет. Чье задание? Этого он не знал. Сказал только, что вроде бы какого-то питерского бизнесмена…
Большего Семенову знать и не требовалось: за фигурой безымянного питерского бизнесмена скрывался Николай Иванович Наумов. Собственно говоря, Роман Константинович нисколько в этом не сомневался, а теперь получил дополнительное подтверждение. В принципе это ничего не меняло, просто напоминало еще раз о недоверчивости и осторожности Коли Наумова. А, следовательно, о его особой опасности.
Семенов подумал, что знает об этом человеке много. Но — вместе с тем — очень мало. Впервые Роман Константинович увидел Наумова в феврале 87-го. О Коле уже тогда ходили легенды. А полковник Семенов интересовался именно такими легендарными личностями. Не из любопытства, а по работе. В ту пору подполковник Семенов служил в ЦК КПСС, в отделе с аморфным названием «Отдел консультаций и перспективного планирования». Фамилия у Романа Константиновича тогда была другая. Да и о воинском звании — подполковник — знали немногие. Как и о работе отдела. К «Отделу консультаций и перспективного планирования» в ЦК вообще относились с известным пренебрежением: собрались вместе тридцать бездельников и не поймешь чем занимаются. Болтаются по командировкам, все деловые из себя, а попробуй получить какую-нибудь справку — хрен чего добьешься. Или выдадут такую ахинею, что стыдно читать… Короче, «Отдел консультаций» существовал в недрах ЦК сам по себе, замкнуто, изолированно. С полной и очевидной никчемностью. Дармоеды, одним словом.