Британский посол сэр Рональд Грэм, наблюдавший за этой сценой с галереи для гостей, не только не был ею шокирован, но даже испытывал чувство симпатии к фашистам в их кампании против социалистов и коммунистов. Он доложил британскому министру иностранных дел маркизу Керзону, что «в Италии нарастает раздражение добропорядочных слоев общества против фашистов», так как «их крайности и забавы, от забивания насмерть социалистов дубинками до насильственного вливания касторки в горло целому совету коммунистов, пожалуй, следует назвать средством не физической чистки, а умственной». Но тем не менее он не сожалеет о том, что «из последнего кризиса фашисты вышли триумфаторами».
Глава 15
МАРШ НА РИМ
Фашисты провели марши на Феррару, Болонью, Равенну и Милан. После своих побед в период с 29 июля по 3 августа они начали задаваться вопросом, а не пойти ли им на Рим. Идея марша на Рим овладела всеми членами фашистского движения сверху донизу. Муссолини не был так в ней уверен. Армия остановила марш фашистов на Парму — не повторится ли подобное снова? Не остановят ли их марш на Рим? Когда фашисты шли на другие города, они выступали против социалистических городских советов. Однако если они пойдут маршем на Рим, это будет поход против правительства, возможно, даже против короля.
Муссолини было важно успокоить консерваторов, особенно руководство армии, доказать, что он не является противником короля. Поэтому ему следовало быть осторожным. Ведь республиканцы-мадзинисты, сыгравшие такую важную роль в интервенционистской кампании и входившие в число ардити (отважных), представляли собой важную часть фашистских сквадов. Им не понравится, если они узнают, что Муссолини отвергает республиканство, пытаясь завоевать симпатии монархистов-консерваторов.
12 августа в «Иль пополо д'Италия» было напечатано письмо нескольких армейских офицеров, в котором они выражали восхищение фашистами, борющимися против социалистов, но одновременно подчеркивали свою преданность короне. «Если фашисты пойдут против короны, мы отдадим приказ открыть огонь». Муссолини откликнулся на следующий же день в «Иль пополо д'Италия»: «Короне ничего не грозит, потому что она не поставила себя под угрозу. Фашисты не против короны, они за Великую Италию».
Еще дальше он пошел в своей речи, произнесенной в Удине 20 сентября, в которой напомнил, что фашизм при своем зарождении был движением республиканским, но политические формы не остаются неизменными. Фашисты выступают за национальное единство. Если монархия является символом этого национального единства, то фашисты не станут вступать с ней в конфликт. Во времена Рисорджименто две силы — монархия и революция — боролись бок о бок, чтобы сделать Италию великой. Муссолини продолжал ловко скакать на двух лошадях: респектабельном консерватизме и революционном фашизме. Пока его сквадристы предавались меч гам о марше на Рим, он в Риме участвовал в закулисных переговорах с политическими лидерами всех партий (с премьер-министром Факта, с Нитти, с Джолитти) относительно возможности заключения политической сделки, которая позволит ему и фашистам занять государственные посты в коалиционном правительстве. Однако его влияние как лидера парламентской фракции, занимавшей только 38 мест в Палате, не шло ни в какое сравнение с влиянием лидера партии, члены которой идут маршем на Рим. Он должен был любой ценой сохранить за собой преданность фашистских сквадристов.
24 сентября он обратился к собравшимся в Кремоне 30 000 фашистов. Из аудитории неслись крики: «На Рим, на Рим!» Муссолини провозгласил, что итальянцы, стоявшие насмерть на Пиаве и пришедшие оттуда победным маршем к триумфу при Витторио-Венето, должны двинуться отсюда на Рим.
Фашисты готовились к проведению своего общенационального съезда 24 ноября в Неаполе. Бальбо планировал очередной марш на Парму, единственный город Северной Италии, где городской совет продолжали контролировать социалисты, так и не изгнанные фашистами. Переодевшись, он пробрался в Парму и обошел рабочие районы, чтобы выяснить, какие меры защиты подготовили социалисты. Однако 11 октября Муссолини послал ему сообщение, в котором предлагал забыть о Парме и встретиться 16 октября в Милане для обсуждения марша на Рим.
Для организации марша Муссолини назначил четырех квадрумвиров: Бьянчи, Бальбо, Де Векки и генерала Эмилио Де Боно, пятидесятишестилетнего офицера регулярной армии, высокого, худощавого, с острой седой бородкой, отличившегося в войне с Турцией в 1911 году и в Первой мировой войне, когда он командовал бригадой на изонцком фронте. Де Боно недавно вошел в фашистскую партию. Де Боно и Де Векки были давними друзьями королевы-матери Маргериты, вдовы убитого короля Умберто. Она не раз говорила им, что восхищается фашистами.
Муссолини объяснил квадрумвирам, что считает необходимым организовать марш на Рим, так как чисто парламентское разрешение кризиса, охватившего Италию, будет «противно духу и интересам фашизма». Но когда должен состояться этот марш? По мнению Бальбо, им следовало действовать без промедления. «Если мы не предпримем попытки государственного переворота сейчас, — утверждал он, — весной может оказаться слишком поздно». Де Векки и Де Боно хотели отложить его на месяц, чтобы как следует подготовиться, а Бьянчи поддержал Бальбо. Таким образом, все зависело от мнения Муссолини. Он решил, что приготовления должны начаться немедленно, но истинная дата марша не будет определена до собрания партийного съезда в Неаполе, то есть до 24 октября. Бальбо был огорчен этой восьмидневной задержкой.
Партийный съезд в Неаполе был первым значительным собранием фашистов на юге Италии, где партия набрала силу лишь в последние месяцы. Многие из новых членов партии были преданными монархии консерваторами и явились насъезд, приколов к лацканам монетки с изображением головы короля для демонстрации своей преданности короне.
На открытии съезда в театре «Сан-Карло» 24 октября Муссолини обратился к членам партии со словами, что итальянская монархия, Савойская династия, никогда не станет противодействовать воле нации. Позже, выступая на площади Плебисцита (Пьяцца-дель-Плебисцито), он объявил, что в любом правительстве фашистам должны быть предоставлены министерские портфели, министра иностранных дел в том числе. Но политики предлагали фашистам только мелкие посты помощников министров. Настало время фашистам заняться управлением Италии. «Оно или будет передано нам добровольно, или мы пойдем маршем на Рим и сами захватим его в свои руки». Тем же вечером Муссолини с квадрумвирами встретились с некоторыми руководящими фашистами в неаполитанском отеле «Ве-зувио» и окончательно утвердили детали марша на Рим. Операцию решено было начать в полночь с 26 на 27 октября. Фашисты должны захватить стратегические точки в городах Северной Италии. В субботу, 28 октября, чернорубашечники должны собраться в трех пунктах к северу от Рима: в Чивитавеккью, Монтеротондо и Тиволи. Оттуда тремя колоннами они пойдут на Рим, избегая каких бы то ни было конфронтации с армией, так как, за исключением этого, ничто не должно помешать их продвижению к столице. Бальбо сказал, что тайно направит в Рим группу сквадристов-террористов, которые разместят бомбы в разных местах города на случай, если правительство решит силой помешать фашистскому маршу. Встреча закончилась без церемоний. Муссолини коротко произнес несколько слов, и присутствующие обменялись друг с другом «римским салютом».
На следующий день Бальбо встретился с Гранди в Неаполе в отеле «Эксельциор» и рассказал ему о плане марша на Рим. Гранди был поражен, ибо считал безумием даже попытаться сделать такое. Бальбо рассмеялся и упрекнул его в том, что, став депутатом, Гранди растерял свой запал.
За 48 часов до начала шествия Муссолини вернулся из Неаполя в Милан. Там все ждали фашистского восстания. Как отметила в своем дневнике Рашель Муссолини, «люди останавливали меня на улице и спрашивали, верно ли, что вот-вот будет революция. Я отвечала, что ничего не знаю, но, по-моему, звучало это не слишком убедительно».