Так как из 535 депутатов Палаты лишь 38 были фашистами, ближайшие соратники Муссолини советовали ему просить короля распустить парламент и назначить новые выборы. Однако он хотел сначала изменить избирательную систему. Поэтому вместо роспуска парламента он обратился к Палате депутатов и Сенату с просьбой предоставить ему чрезвычайные полномочия для проведения реформ в сфере финансов, в управлении, армии и образовании. Кроме того, он подчеркнул, что, если они не проголосуют за то, чтобы дать ему эти полномочия, он немедленно распустит парламент.
В других обстоятельствах и в другой стране угрожающая манера поведения, принятая Муссолини, разозлила бы депутатов. Но это был именно тот стиль жесткого разговора, которого жаждали его фашистские приверженцы, и депутаты предпочли понять его слова как заверение в том, что, хотя он может прислать свои чернорубашечные сквады, чтобы насильно их разогнать, делать это он не намерен. Ту рати, лидер социалистов, был единственным партийным лидером, который заявил, что речь Муссолини — это оскорбление парламента, так как Муссолини провозгласил, что даст парламенту существовать, только если тот не будет подавать признаков жизни. Народные католики, республиканцы, независимые, националисты и даже правые социалисты Бономи — все проголосовали за предоставление Муссолини чрезвычайных полномочий. Против голосовали только социалисты и коммунисты. Все другие партии боялись его и боялись восстановить против себя общественное мнение, если станут ему противиться. Все они предпочитали его, а не красных.
Именно ненависть к красным сплотила нацию вокруг Муссолини. Промышленники и землевладельцы ненавидели их, так как были уверены, что те конфискуют их собственность. Католики-пополари и другие верующие ненавидели красных за атеизм и нападки на церковь. Многие люди ненавидели их, потому что боялись, что они установят коммунистическую диктатуру, которой будут руководить из Москвы. Но больше всего итальянцы ненавидели красных, как интернационалистов, верящих в солидарность с социалистами других стран, а не с итальянскими националистами.
18 ноября Муссолини поехал в Лозанну на очередную сессию конференции держав-союзниц, на которой должны были быть разработаны условия мирного договора с Турцией. Перед его прибытием швейцарское правительство срочно аннулировало все старые ордера на его депортацию, выданные в разных кантонах в 1903–1904 годах. В Лозанне он пригласил британского министра иностранных дел лорда Керзона, а также французского премьер-министра и министра иностранных дел Пуанкаре встретиться с ним для предварительного обсуждения проблем, в Территете, маленьком швейцарском городке вблизи границы с Италией. Муссолини приветствовал их, окруженный чернорубашечниками. Это им очень не понравилось. В беседе Муссолини подчеркнул, что не станет участвовать в лозаннской конференции, если с Италией не будут обращаться как с равной. Это понравилось Керзону еще меньше: всем было известно, что он ни с кем не обращался как с равным.
Затем они отправились в Лозанну на конференцию. Там Муссолини дал интервью нескольким иностранным журналистам. Он произвел весьма благоприятное впечатление на лондонскую «Морнинг пост». Корреспондент «Ле тамп» задавал вопросы относительно его политики в отношении Ватикана. Муссолини отвечал не враждебно, но сдержанно. Он сказал, что Ватикан является силой, которую нельзя игнорировать, но что политику и религию смешивать не следует.
Вернувшись в Рим, 27 ноября новоиспеченный диктатор произнес еще одну агрессивную речь, на этот раз в Сенате. Он заявил, что не намерен подавлять парламент, как полагают его оппоненты, но в свете того, что часть депутатов увлечена бесконечными дискуссиями, парламенту необходимо на время прервать свою работу и дать правительству возможность исправить тяжелое положение, сложившееся в стране. Он не хочет уничтожать свободы, которые дала Италии либеральная революция, но не может допустить, чтобы фанатики и всякий сброд погубили свободу сорока миллионов итальянцев.
7 декабря Муссолини покинул Рим, чтобы присутствовать на международной конференции в Лондоне по германским репарациям. Это был первый и единственный раз в его жизни, когда он посетил Англию. Он прибыл во время одного из знаменитых лондонских туманов, часто случавшихся в британской столице до принятых в 1950-е годы постановлений о чистоте воздуха. Муссолини жаловался, что туман проникает всюду: в одежду, в спальню, даже в его чемоданы, и когда он вернется в Италию, то скажет Рашели, что никогда больше не поедет в Англию. Действительно, больше он туда не ездил.
8 декабря в 11 вечера его поезд прибыл в Лондон на вокзал Виктория. Там его приветствовали 30 проживающих в Лондоне фашистов. На них были черные рубашки. Он поселился в отеле «Кларидж» на все три дня своего пребывания. Вскоре по приезде в отель он дал пресс-конференцию большому числу британских и других европейских журналистов, собравшихся там в полночь.
Британская пресса встретила его благожелательно. Популярная консервативная газета «Дейли мейл» просто пылала энтузиазмом. Корреспондента «Тайме», как и многих других встречавшихся с Муссолини мужчин и женщин, поразил его мощный, чуть ли не гипнотический, взгляд. Почти вся британская пресса называла его великим лидером, спасшим Италию от хаоса. Единственной неприятной нотой на пресс-конференции прозвучал вопрос корреспондента газеты лейбористскойпартии «Дейли геральд» о его отношениях с итальянскими социалистами. Муссолини отвечал, что нет никакой вероятности соглашения, компромисса или мира между итальянскими социалистами и фашистами.
Сын управляющего отелем «Кларидж» заявил прессе, что его отец считает Муссолини самым великим человеком на свете. Когда Муссолини рассказали об этом, он буркнул кому-то из своего окружения, что англичане — самые большие лицемеры в мире.
«Тайме» выражала мнение британских консерваторов. Во время марша фашистов на Рим они, так же как Факта, были недовольны неконституционными действиями Муссолини и огорчались, что фашизм, «поднявшийся на борьбу с социализмом» и «призванный восстановить авторитет закона… сам попрал закон». Однако за этим утверждением немедленно последовала редакторская передовица, озаглавленная «Коммунистическая опасность». В ней как гораздо большая опасность рассматривались коммунисты, рядящиеся под либеральных кандидатов, на муниципальных выборах в Лондоне. «Тайме» изменила свою позицию после того, как Муссолини стал премьер-министром. Теперь они писали, что фашизм «является здоровой реакцией на попытку распространения в Италии большевизма». Фашисты применили «белый террор» как оружие, но теперь, добившись власти, прекратят использование таких методов. «Тайме» была лишь слегка смущена обращенными к депутатам словами Муссолини, что он может превратить Палату депутатов в бивак своих чернорубашечников. Они сравнивали его с Оливером Кромвелем, а вот Ленина и Троцкого — с Маратом и Робеспьером.
После трех дней, проведенных на конференции, Муссолини был принят в Букингемском дворце королем Георгом V, после чего утром 12 декабря покинул Лондон. На вокзале Виктория его бурно провожала большая толпа итальянских фашистов, одетых в черные рубашки.
Неудивительно, что британская пресса восхищалась Муссолини. Британское правительство всегда считало, что парламентская демократия — неподходящая форма правления для стран, менее развитых политически, чем Британия. В Индии и других своих колониях британцы применяли авторитарные методы управления прямо или косвенно, через местных деспотических князьков. В Центральной и Южной Америке они сотрудничали с диктаторами, поддерживавшими закон и порядок и защищавшими жизнь и имущество британских подданных, которые вели там торговлю. По их мнению, Муссолини, показавший себя сильным авторитарным лидером, был Италии необходим.