10 часов утра. Идём. Поставил всё, что смог. Заменил порванные верёвки, все, кроме истёртого фала. Запасная верёвка у меня была, но, чтобы заменить её, нужно было лезть на топ мачты. Я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы карабкаться по столбу на этой дикой болтанке. Божьими молитвами, глядишь и этот дотянет до ближайшего порта.
Полдень. Пасмурно. Нет солнца, чтобы определиться. Но даже если бы оно и было, мало бы чем помогло. Сегодня солнце здесь стоит в зените, прямо над головой, и для полуденного определения бесполезно.
Я был совершенно изнурён, слаб как муха. Чувствовал себя как во время приступа малярии, которую подхватил в Палаване. Ни за что больше не буду принимать эти проклятые местные таблетки, от их побочных эффектов можно отойти в мир иной. Принял чистый хинин, который остался у меня ещё с Африки, рухнул на сырую постель, но заснуть не мог. Всё воняло плесенью. Сколько времени я так провалялся, не знаю.
Понедельник. Два часа ночи. Темно. Я пришёл в нормальное состояние. Почти... Звёздная ночь, сильный южный ветер. Рулю вручную, лодка сёрфит на больших волнах. Ни малейшего понятия, где мы находимся, но волна успокаивается, ветер держится свежий, идём быстро. Протянул аварийный фал, параллельно старому потёртому, на всякий случай.
Вторая половина дня. Вышло солнце. Я сижу в люке, сушу старое тело, расстелил для сушки заплесневевшие одеяла, проветриваю воняющие влажные полотенца. Пора бы уже начать собирать битое стекло.
Вторник. Вторая половина дня. Мы вошли в порт Хирара на острове Миако. Пока удалось избежать японской бюрократии. Портовый офис был закрыт, но библиотека, дверью рядом, ещё открыта. Я просмотрел в газетах метеосводки за последнюю неделю. Это был тайфун номер три, его центр пересёк наш путь в субботу ночью, давление 960 мб. Филиппинские газеты называли его — тайфун «Этанг». Про ночь в субботу они сообщали, что вблизи центра тайфуна дул устойчивый ветер восемьдесят пять узлов, с порывами.
Я мог бы избежать самых сильных ветров в центре, если бы ушёл с траектории тайфуна влево, как этому учат книги, но я не мог рисковать налететь на острова. По крайней мере я точно узнал, из чего сделан Кехаар, не каждая лодка сможет пройти через тайфун с такими незначительными повреждениями.
Годом позже, в том же самом районе, в проливе разделяющем Филиппины и Тайвань, мы попали в стационарный тайфун на целых четыре дня. Я пытался убраться с его пути, но единственной подсказкой к пониманию ситуации было направление ветра, а он постоянно менялся. Стационарный — означает, что он крутится на одном месте, усиливаясь и раздумывая, куда податься. Ветер достиг такой силы, что невозможно было больше нести никакой парусины, я просто пустил связанный тюк паруса по ветру. Всё это время Куросио несло нас со скоростью два узла на север, в сторону Тайваня. Четвёртой ночью большая волна подняла Кехаар и перевернула его дном вверх. В это время я лежал на полу каюты, на штабеле досок, которые вёз в Японию. Доски упали на меня и я оказался под ними на потолке каюты. Когда следующая волна поставила лодку в нормальное положение, доски снова упали на меня.
Я чуть приоткрыл люк. Мачта стояла на месте, голые реи дрожали на ветру, в остальном палуба была чиста, с неё смыло всё. Исчез динги, вместе с поручнем, к которому был привязан, треснул румпель в головке руля, ветропилот смыло полностью, кранцы, верёвки, всё что было привязано на палубе, исчезло.
Стояла непроглядная темень. Я закрыл люк и услышал, как в каюте перекатывается вода. Мы набрали около пятисот литров через вентиляторы и слабые уплотнения люка. Всё, что было в лодке сместилось на один борт и она лежала с креном в сорок пять градусов. Я чувствовал вкус крови, стекающей по лицу со лба, рассечённого, когда на меня свалились доски. Для страха и эмоций не было времени. Найдя ощупью в этом хаосе ведро, я принялся отчерпывать воду и перераспределять грузы, пока лодку не перевернуло ещё раз.
Таможенник в Хирара глянул на одеяла и куски брезента, которые я растянул на реях, импровизируя аварийный парус, и лишь покачал головой.
Это было моё последнее путешествие в Японию.
Дважды я пытался закончить «Муссон дервиш», но он не хотел заканчиваться. Первый раз в Японии, дойдя до восточных границ муссонов и устав от проблем Азии, я собирался развернуться спиной к муссону и уйти куда-нибудь в иные места. Тогда я написал концовку этой истории, довольно драматическую. Чтобы подготовить лодку к длинному переходу, я ушёл на зиму юг, на Филиппины и, получилось так, что оказался в нужном месте в нужное время. В Палаване мне встретилась компания, которая вывела меня из кататонического ступора, в который я впал в Японии. Они снова пробудили мои давние, спящие в сознании мечты, и я написал ещё одну концовку, с романтическим окрасом. Не такую эффектную, как первая, но приемлемую. Оба варианта долго лежали в ящике стола, я надеялся извлечь из них отдельные части, но как черновые наброски, они никуда не годились. «Муссон дервиш» произвольно заканчивается в «Голубой морковке» - приятном пляжном баре в Эль Нидо, Палаван, где владелец, толстый панк из Швейцарии. В моей жизни появилась женщина, словно сошедшая с картин Альфонса Муха, и следующие пять лет мы жили в арендованной рыбацкой лачуге в уединённой кокосовой роще, зарабатывая на пропитание рисованием, переплётом книг, постройкой местных лодок. Кехаар не продаётся. После очередного сурового плавания в Японию и ещё одного тайфуна, я пришвартовал его в манграх, до тех пор, пока не придёт время двигаться дальше. Можно было бы ещё очень многое написать, о людях, местах, событиях... Возможно в другой раз.