Перед ним были разложены чертежи «Серафима». Он некоторое время изучал орудийную палубу, потом отложил ее план в сторону, придвинул боковую проекцию корабля и принялся их сопоставлять.
— Надо спрятать пушки и придать кораблю вид невооруженного торгового судна, — вслух размышлял он. — Значит, придется снять крышки орудийных портов на нижней палубе…
Он замолчал и нахмурился, услышав, как кто-то скребется в дверь его каюты.
— Кто там? — спросил он.
Погода отличная, ветер легкий и устойчивый. Хэл не ожидал, что ему помешают. Ответа не было, и он, немного подождав, хмыкнул. Должно быть, крыса… или показалось. И он снова обратился к чертежам.
Скрежет послышался снова. На этот раз Хэл раздраженно оттолкнул кресло и встал. Наклонившись под балкой, прошел к двери и распахнул ее.
Перед ним почтительно стояла какая-то фигура. В первое мгновение Хэл не узнал сына.
— Гай? — Он внимательно вгляделся в него. — Что ты здесь делаешь в такой час? Заходи.
Гай вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Снял шапку. Лицо его было бледно, он нервничал.
— Отец, я должен тебе сказать… — начал он, запинаясь, вертя шапку в руках.
— В чем дело, парень? Говори, — подбодрил Хэл.
— Кто-то есть в пороховом погребе, в трюме, — выпалил Гай. — Дверь открыта, и там виден свет.
— Что? — резко переспросил Хэл голосом, полным тревоги. — В пороховом погребе? Свет?
Множество дурных подозрений пронеслось в его сознании.
— Да, сэр.
Хэл повернулся и подошел к столу. Рывком открыл верхний ящик, поднял крышку деревянного футляра. Достал оттуда двуствольный пистолет, быстро проверил кремень и заряд, сунул оружие за пояс. Взял второй пистолет, проверил его и оставил в руке.
— Посмотрим, — мрачно сказал он и снял лампу с крюка. — Пойдем со мной, Гай, но тихо. Кто бы там ни был, мы не хотим насторожить разбойников.
Он неслышно открыл дверь, и Гай вслед за ним вышел в коридор.
— Закрывай тихо, — предупредил Хэл и прошел к трапу. Всмотрелся в нижнюю палубу, но никакого света не увидел. Тогда он повернул голову к Гаю.
— Ты уверен?
— Да, отец.
Неслышно ступая, Хэл начал спускаться, останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь. Добрался до низа и снова остановился. Только сейчас он увидел слабый свет в щелях двери порохового погреба.
— Да, — прошептал он и взвел оба курка. — Посмотрим, что они задумали.
Он пошел к погребу, держа лампу за спиной, чтобы закрыть ее пламя. Гай шел следом.
Хэл дошел до двери и прижался к ней ухом.
Кроме обычных корабельных скрипов, он услышал звуки, которые его удивили, — негромкие возгласы и стоны, шуршание и легкие удары. Он не мог понять, что это.
Он попробовал открыть замок, и ручка легко повернулась в его руке. Тогда он нажал на дверь плечом. Послышался негромкий скрип, дверь распахнулась. Хэл стоял на пороге, высоко подняв над головой лампу. На некоторое время он прирос к месту. То, что он увидел, было так не похоже на его ожидания, что в первое мгновение он даже не понял, что видит.
К свету его лампы добавился свет зарешеченного фонаря, висевшего на крюке. На полу у ног Хэла лежала скомканная одежда, а перед ним на шелковых мешках с порохом распростерлись человеческие тела. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что люди обнажены. В свете ламп блестела бледная кожа. Хэл смотрел, не веря собственным глазам. Женские локоны, разведенные бедра, широко открытый красный рот, поднятые к верхней палубе и спазматически дергающиеся маленькие ноги, тонкие руки, вцепившиеся в волосы мужчины, голова мужчины, зарывшаяся между белых ляжек, спина и ягодицы женщины бьются о мешки, когда она извивается в порыве страсти.
Казалось, эти двое забыли обо всем на свете.
Даже упавший на них свет лампы не встревожил любовников, потому что глаза девушки были плотно закрыты, а черты лица так искажены страстью, что она показалась Хэлу незнакомой.
Хэл стоял ошеломленный и опомнился, только когда Гай попытался протиснуться мимо него в погреб. Тогда Хэл преградил вход и заслонил от Гая сцену внутри.
— Уходи, Гай! — сказал он, и его голос проник сквозь пелену страсти, окутавшую пару на мешках. Женщина открыла глаза. Они медленно раскрывались, как лепестки фиолетового цветка, когда она в ужасе, с недоверием смотрела на Хэла. Рот ее дернулся в беззвучном крике отчаяния, она приподнялась на локтях, в свете лампы заколыхались ее круглые белые груди. Обеими руками она отталкивала темную голову, застрявшую у нее меж бедер, но не могла поднять ее.