– И dementia praecox, – сказал Куэйл, довольный тем, что ему удалось заставить Беркхальтера заговорить о самом себе.
– И dementia praecox. Да. Когда помраченный ум приобретает способность к телепатии – наследственный разум – он вообще не может работать. Наступает дезориентация. Параноидальные группы уходят в свой собственный мир, и dementia praecox просто не подозревают, что существует этот мир. Возможны отклонения, но я думаю, что основа такова.
– Это звучит немного пугающе, – сказал Куэйл. – Я не могу представить историческую параллель.
– Ее нет.
– И чем, по-вашему, это закончится?
– Я не знаю, – задумчиво сказал Беркхальтер. – Я думаю, мы ассимилируем. Ведь прошло не так уж много времени. Мы специализируемся на определенных направлениях, и мы можем быть полезны в некоторых работах.
– Если вас устроит такое положение. Болди, которые не носят парики…
– Они настолько раздражительны, что, я думаю, в конце концов их всех перебьют на дуэлях, – улыбнулся Беркхальтер. – Не велика потеря. Остальные же получат то, что нам так необходимо: понимание. У нас нет ни рогов, ни нимбов.
Куэйл покачал головой.
– Думаю, я рад тому, что не являюсь телепатом. Разум и без того достаточно сложен и загадочен. Спасибо за то, что дали мне высказаться. Во всяком случае, я кое в чем разубедился. Займемся рукописью?
– Конечно, – сказал Беркхальтер, и снова на экране над ними замелькали страницы. Куэйл казался менее напряженным, мысли его стали более ясными, и Беркхальтер смог понять истинный смысл многих прежде туманных выражений. Работа пошла легко, телепат диктовал новые формулировки в диктограф, и лишь дважды им пришлось преодолевать эмоциональные конфликты. В полдень они закончили работу, и Беркхальтер, дружески кивнув, отправился с готовым материалом в свой кабинет, где обнаружил на экране несколько сообщений. Он убрал повторы, и в его голубых глазах отразилось волнение.
За завтраком он переговорил с доктором Муном. Беседа так затянулась, что только индукционные чашки сохраняли кофе горячим, но Беркхальтеру нужно было обсудить не один вопрос. И он уже давно знал Муна. Толстяк был одним из немногих, у кого, он думал, даже подсознательно не вызывал отвращения тот факт, что Беркхальтер был Болди.
– Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу допустить этого.
– Ты не можешь допустить обратного. Ты не можешь отклонить вызов, Эд. Нужно ответить на вызов.
– Но этот парень, Рейли – я его даже не знаю.
– Я слышал о нем, – сказал Мун. – У него дурной характер. Он много дрался на дуэлях.
Беркхальтер хлопнул ладонью по столу.
– Это нелепо. Я не стану этого делать!
– Ладно, – деловито сказал Мун. – Твоя жена с ним драться не может. И если Этель читала мысли миссис Рейли и разболтала об этом, то Рейли имеет полное право…
– Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных поступков? – тихо спросил Беркхальтер. – Этель не имеет привычки читать мысли, так же как и я. Это бы плохо кончилось – для нас. И для любого другого Болди.
– Не для безволосых. Для тех, кто носит парики. Они…
– Они дураки, и из-за них все Болди пользуются дурной славой. Во-первых, Этель не читает мысли, и не читала их у миссис Рейли. Во-вторых, она не болтает.
– Миссис Рейли – истеричка, в этом сомнений нет, – сказал Мун. – Об этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было дело, миссис Рейли вспомнила, что потом встретила Этель. Во всяком случае, она из тех, кто ищет козла отпущения. Я скорее готов предположить, что она сама проболталась, и теперь боится, чтобы муж ее не заподозрил.
– Я не собираюсь принимать вызов Рейли, – упрямо сказал Беркхальтер.
– Тебе придется это сделать.
– Слушай, Док, может быть…
– Что?
– Ничего. Есть идея. Она может сработать. Забудь об этом; мне кажется, я нашел нужное решение. Во всяком случае, оно единственное. Я не могу допустить дуэли, это уж точно.
– Ты не трус.
– Есть одна вещь, которой боятся все Болди, – сказал Беркхальтер, – и это – общественное мнение. Я просто знаю, что убью Рейли. Вот по этой причине я никогда в жизни не дрался на дуэли.
Мун отпил кофе.
– Хм-м. Я думаю…
– Не стоит. Есть еще кое-что. Я не удивлюсь, если мне придется отослать Эла в специальную школу.
– С мальчиком что-то не так?
– Он превращается в великолепного правонарушителя. Его учитель вызывал меня сегодня утром. Запись было интересно послушать. Он говорит странно и странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по отношению к своим друзьям, если только они у него еще остались.