За горами быстро разливался рассвет, высовывал золотые и оранжевые пальцы, ощупывал небо, проверяя, удобно ли будет пускаться в долгий дневной переход к противоположному горизонту. Плавали несколько облачков, да и те больше смахивали на высоко залетевшие клубы желтовато-белого тумана, на хлопья разбавленных и скисающих сбитых сливок. Синее небо было точно таким, как в родном его мире, того же извечного оттенка вылинявшей ткани, и его идеальную гладь нарушало лишь солнце, которое лениво позевывало, начиная новый день, и окрашивало голубизну янтарем. Колючие травы курчавились по земле, устилая ее мохнатым коричневым ковром. Ковер резко обрывался у дороги точнехонько в точке въезда туда, где когда-то был город. А теперь тут лежала трава — нетронутая. Тоэм постоял, глядя по сторонам, и пошел к нависавшим над морем утесам, отказавшись летать в момент необъяснимого поражения, как подбитая птица. Он всю жизнь прожил рядом с морем и считал его живым существом, а не просто бездушной и мертвой лужей. Если с морем заговорить, оно отвечает. Разумеется, не отчетливыми словами, не подумайте, не в грамматически правильных формах, но все равно отвечает. Его голос — вой ветра, вздымающего волну на поверхности вод. Язык — тысячи белопенных барашков, лижущих небо, болтающих друг с другом, переговаривающихся по ночам со звездами. Речь моря — плеск, урчание, фырканье. Если вы знаете, что означают все эти звуки, если понимаете язык вод во всех его тонкостях, со всеми его коннотациями и денотациями, можете посмеяться.
Или поплакать, в зависимости от расположения духа.
Тоэм уселся на утесе, свесив ноги с торчащего края, который обрывался прямо над береговой полосой. Пески внизу — желто-белые, как и море, — источали жар и легкий едкий запах. Он сморщил нос и вздохнул. Что пользы буйствовать и декламировать тирады? Его больше тянуло печалиться, погрузиться в жалость к себе. Море нынче спокойное, и он будет таким же. Взглянул вдаль вдоль пляжа, отыскивая какие-нибудь скалы, которые послужили бы океану губами и где можно услышать его рокот, и увидел порт.
Он был огромен. Бревенчатые и каменные пирсы врезались в воду, как копья, воткнутые в сердце моря. Они пересекались и шли параллельно друг другу. Сооружения располагались на двух уровнях, в нижнем находились закусочные и гостиницы для моряков. Порт предназначался для обслуживания крупного рода, хоть крупного города, который надо обслуживать, больше и не было. У причалов швартовался десяток судов, в основном грузовых. Рядом с грязными, но ухоженными торговыми кораблями стояли три больших проржавевших рыболовецких траулера, облепленных стаями казарок. Там и сям мельтешили маленькие пятнышки — люди. Одно судно с кишевшей пятнышками палубой стало отчаливать от пристани, в пену взбивая винтами воду стального цвета. Он смотрел на все это с большой высоты, подтянув к подбородку колени, и находил сходство с исполинским механическим китом. А потом его внезапно пронзила мысль, что они все могут отчалить. И он начал выискивать дорогу вниз. В тысяче ярдов впереди утес спускался к берегу покатым склоном, вполне доступным для пешехода. Тоэм поднялся и побежал.
— Эй! — кричал он пятнышкам. — Эй! — Сперва они его не слышали.
— Эй! Эй, вы там!
Пятнышки мало-помалу обретали более человеческий вид.
— Хо! — крикнул кто-то в ответ и помахал рукой, демонстрируя, что они его видят.
Тяжело пыхтя, он удвоил скорость. Воспользоваться поясом не представлялось возможным, не возбудив подозрений. Начать с того, что, если исчезновение города изумило и озадачило их не меньше него, они и так должны ко всему относиться с настороженностью. Вздымая за собой столбы песчаной пудры, он пронесся по склону вниз и зашагал к главному пирсу, увязая в еще более мелком песке.
В легких совсем уж не оставалось воздуха, когда он добрался до дока с гигантским грузовым кораблем, откуда махал человек. Постоял, прислонившись к швартовым и глядя вверх на палубу. Грудь вздымалась и опадала, как у загнанного животного. Несколько матросов подошли к поручням посмотреть на него.
— Ты кто? — спросил мужчина в капитанской фуражке.
— Тоэм, — сказал он.
— Ты тут живешь, Тоэм? — У мужчины была кустистая седая борода, обветренные щеки и похожий на бакен нос.
— Угу, — подтвердил он, подделываясь под стиль речи, принятый, насколько ему было известно, на Базе-II.
— А где ты был, когда город пропал?
— Шел домой. Угу, домой шел. Пришел, смотрю — ничего нету. — Тоэм понадеялся, что они не станут спрашивать, откуда он шел.
Капитан приказал спустить трап и послал ему вниз улыбку. Лестница тотчас громыхнула о палубу, отчего по всей пристани разнеслось гулкое эхо.
— Тогда давай поднимайся.
До сих пор не отдышавшись, он взобрался по планкам и ступил на палубу. Там стоял капитан, прикрытый сзади командой, словно в целях зашиты. Ног у капитана не было. Один металлический штырь подпирал сразу оба обрубка довольно высоко над коленями и заканчивался внизу подвижным шаром, способным крутиться и доставлять его, куда душа пожелает. Капитан покатился к Тоэму, вполне сознавая производимое им впечатление и весьма удовлетворенный эффектом.
— Ты, похоже, из высшего класса. Тоэм быстро нашелся:
— Отец мой торгует наложницами.
— Вон оно как, — сказал капитан, сверкнув глазами.
— Что стряслось с городом? — спросил Тоэм, обеспокоенно озираясь. Он решил разузнать как можно больше, прежде чем кто-нибудь задаст каверзный вопрос и разоблачит маскарад. Нелегко уверенно вести себя в мире, когда ты знаком с ею обычаями, но не владеешь основополагающими концепциями, которые их подпирают. Тригги Гоп — настоящий пророк. Обязательно надо найти более основательный базис для понимания.
— А ты еще не додумался? — поинтересовался капитан.
Стоявший за ним мужчина хмыкнул.
— Я... Я отлучился...
— Чертовски далеко и чертовски надолго, раз никак не дотумкаешь. Это мутики, парень! Мутики! Снова фокусничают с Порогом.