Она прошлась тупым ножом оставляя корявые зазубрины на нежно-розовом отрезе колбасы. Одно неловкое движение и Тамара полоснула ножом не по колбасе, а по пальцу. Выступила кровь.
- Ай! – она испуганно обернулась к мужу.
- У тебя руки из жопы что ли растут? Ты даже колбасу нормально нарезать не можешь! Правильно мне мамка про тебя говорила, посмотри кого ты в жены берешь: неряху и неумеху, какая у тебя с ней жизнь будет? У плохой жены муж на печи лежит, а хорошая сгонит – не знаешь такую поговорку? А что ты вообще знаешь? Дура! – закончив тираду он раздраженно стукнул чашкой об стол расплескав чай. Стянул висящее кухонное полотенце и бросил его в жену. Она обескураженно обмотала его вокруг пальца и села напротив него.
- А ты у нас прямо Финист-Ясный Сокол, давно что ли в зеркало не смотрелся, женихом завидным себя возомнил? Скажи, спасибо, что я за тебя замуж, за такого юродивого, вышла, за мной такие мужики бегали, ты и мизинца их не стоил, а я дура – люблю, люблю. Эх, молодая была, глупая, заморочил мне голову своими обещаниями, - Тамара выпалила все, что копилось на душе.
- Я знаю, что ты по вечерам к девке шастаешь, - прошипела Тамара. – Думаешь ты ей нужен? Был бы нужен, давным-давно бы тебя увела. Хорошие мужики-то сейчас на вес золота, а ты так игрушка на время. Никому ты не нужен, кобелина несчастный, - Тамара шипела обидные слова задыхаясь от злобы.
- Хватит! – Иван смахнул со стола тарелку с такой силой, что она, ударившись об стену разлетелась на куски. Он встал, опрокинув табуретку и вышел из дома хлопнув дверью. Тамара заплакала, прижав ко рту толстые руки.
Целый день Иван провел у соседа Александра Петровича, который гостеприимно его принял, накрыв стол на веранде с видом на просторный, ухоженный двор. На столе с белоснежной скатертью стоял блестящий в закатных лучах солнца электрический самовар, из которого наливала себе чай молчаливая жена Петровича Ольга. Большой, резного дерева стол едва вмещал на себе щедрые закуски.
- Говорят ты любовницу себе завел? – Петрович хитро на него взглянул поверх рюмки, когда жена отошла, чтобы принести очередную закуску.
- Кто так говорит? – сразу же повысил тон Иван.
- Тамарка моей Ольке рассказала по секрету, а какой секрет двое знают, так и все село знает. Осторожнее надо быть, в селе трудно тайны хранить.
Ничего не ответив, Иван опрокинул в себя стопку прозрачной жидкости и сморщил лицо. Посидев еще немного, он отправился домой.
На столе стоял давно остывший ужин. Тамара с заплаканным лицом сидела перед телевизором, когда открылась входная дверь она даже не повернула головы. В голубом свечении экрана она выглядела особенно мерзкой со стекающими подтеками маски на лице и жировыми валиками на животе.
Иван прошел мимо Тамары едва сдержав желание влепить ей оплеуху. Он немного поскрипел пружинами кровати, удобнее укладываясь и затих. Тамара поплакала еще раз и тоже легла рядом. Ночью Иван опять пошел на речку.
В воздухе пахло травой и сыростью от речки. Он напряженно всматривался в утонувшие в сумерках кусты. Тишину наполняло кваканье лягушек и разговоры насекомых. Здесь на берегу речки, скрытой деревьями и кустарником от деревни, кажется, что никакого дома и не было, не было Тамары и не было никакой жизни до. Иван как будто просто появился из воздуха в этом маленьком, ночном мирке, до которого мир реальный, дневной добраться не мог.
Сзади послышались легкие шажки и две холодные руки обвили его талию.
«Как змеи», - промелькнула мысль у Ивана.
Он опять почувствовал это легкий болотный запах и опустив взгляд вниз, накрыл большими ладонями руки Илайды. Как только он это сделал раздался яростный вопль. Кричала Тамара.
- Ах, ты сука! Я так и знала, что ты с другой гуляешь! Вот и поймала я тебя тварь! – она выскочила из кустов и принялась опускать пухлые кулаки на голову, спину и руки которыми прикрывался Иван от ударов.
Тамара завыла и остановилась тяжело дыша. Иван разогнулся и осмотрелся, Илайды нигде не было видно. Красными от ненависти глазами он посмотрел на жену.
Глава 4. Переулок Последний 6
Нину разбудил детский крик. Почти в полной темноте она встала, споткнулась об игрушку и побрела наощупь к детской кроватке. Свет включать было нельзя, чтобы не потревожить мужа.
Она достала из кроватки горячий комочек, прижала к себе. Возле лица судорожно махнула малюсенькая ручка с пухленькими пальчиками, Нина поймала ее и чмокнула ладошку. Она никому в этом не признавалась, но в первые две беременности, расстраивалась из-за того, что у нее будут сыновья, поэтому младшая дочь была особенно долгожданной.