- Фотоателье братьев Шпенглер, - Игорь прожевал кусок мяса и вытер губы салфеткой. – Улица Ореховая дом купца Уманова, 15, сейчас там по-прежнему фотостудия.
Я вспомнил это место. «Весна» - так называлась это фотоателье, расположившееся в подвале старого дома. Мне кажется, там побывало несколько поколений жителей Междуреченска.
- Это уже кое-что,- промолвил я.
- Слушай, Борис, скажи, почему это тебя заинтересовало?- прямо спросил журналист.
- Даже сам не знаю, - признался я. - Но у меня есть какое-то смутное ощущение, что за всеми этими снимками кроется тайна, а может и что-то более трагическое.
- Значит, я не ошибся, - Игорь водил вилкой по тарелке.
Мне до сих пор было любопытно смотреть на его шестипалую руку.
- Интересно? – журналист не мог не заметить моего пристального внимания к его физическим недостаткам.
- Необычно, - откровенно сказал я. – Просто, мне никогда не доводилось общаться такими людьми.
- И как впечатление? – в вопросе Коха не было ни злобы, ни вызова.
- Мы знакомы пару-тройку часов, - ответил я. – Но мне кажется, что между нами есть нечто общее. Не знаю, но это ощущение не покидает меня.
- Ты верно подметил, Борис, - Игорь кивнул. – Ты ведь всего на семь лет старше меня. Признаюсь, я давно восхищаюсь твоим творчеством и писательской карьерой. Из нашего города из знаменитых писателей вышел только ты. А я хотел стать выдающимся журналистом. Ты учился в пятой школе, а я в девятой. Мое детство было не безоблачным. Мать родила меня мало что недоношенным, да еще и горбатым шестипалым уродом.
Игорь смотрел мне в глаза. Его взгляд был тяжел, но не для меня.
- Представляешь, каково мне приходилось, - усмехнулся Кох. – Но бог обидел меня внешностью, но одарил силой и умом.
- Это я заметил, Игорь, - я развел руками в знак восхищения. – Слов нет!
- Ладно, как-нибудь потом поболтаем, - вдруг резко оборвал себя журналист на полуслове. – Поехали в музей?
- Давай, как ты меня представишь?
- Скажу, журналист из Москвы, - рот Коха расплылся в улыбке. – Если, конечно, тебя не узнают раньше.
- Исключено, - уверенно сказал я. – Прошло много лет, да и я изменился.
- Кстати, ты прав, Борис, - Игорь тряхнул длинными волосами. – Особенно борода. Почему на обложке другая фотография?
- Не другая, этой фотографии больше десяти лет, она мне очень нравится. И Людмиле тоже нравилась.
Кох похлопал меня по плечу.
- Извини, старик.
Мы снова сели в «Мазду». Мне почему-то показалось, что Игорь немного нервничает. Он кусал губы и нервно подергивал плечом.
Через пять минут мы остановились на улице Садовой. Я огляделся. Здесь многое изменилось: исчезло пара домов, где раньше размещались овощные магазины. Там всегда пахло бочковыми соленьями: огурцами и зелеными помидорами. В детстве я ненавидел этот запах, когда мать брала меня с собой. А сейчас я дорого бы отдал за то, чтобы еще раз отведать тот самый вкус настоящих малосольных огурцов. Вместо домов власти соорудили парк с лавочками и двумя фонтанами. Несмотря на жару, фонтаны не работали. Зелень, выступившая на лице античного Самсона, требовала пластической операции.
Тяжелая деревянная дверь с кованной железной ручкой, открылась легко и без скрипа. В музее было прохладно и тихо. Я уткнулся носом в знакомый стеллаж, набитый сверху донизу огромными тапочками. Ничего не изменилось. Игорь уверенным шагом свернул направо. У длинной стойки, за которой сидел охранник в черной форменной одежде и работник музея – пожилая женщина в темном не по погоде платье с длинными рукавами. Она разговаривала с молодым пареньком в зеленых шортах и белой майке. На ногах у него зеленели сандалии. Судя по толстому слою пыли, парнишка прошагал сегодня довольно много.
- Я сейчас позвоню заместителю директора, если Анна Петровна не будет возражать, можете вешать свое объявление.
- Будьте любезны, - молодой человек был чем-то похож на большого гуся: у него была длинная шея, большой длинный нос с горбинкой, подбородок почти отсутствовал. Рыжие волосы на голове образовывали совершенный беспорядок.