- Не надо, дядя, - застонал прыщавый, так и не успевший подняться из-под тел своих приятелей. – Извини, дядя, косяк вышел с нашей стороны.
- Косяк? – Кох игриво рассмеялся. – Косяк, это совсем другое, мальчики.
А потом на глазах изумленных хулиганов и, кстати, моих тоже, он взял и просто скрутил выхлопную трубу пополам и выбросил в сторону. Она с металлическим звуком упала на плитку, которой была вымощена дорожка, ведущая в магазин.
- Бежим!
Подростки бросились врассыпную. У забора остались стоять несколько банок «Ягуара», в пыли темнели чьи-то брошенные впопыхах сланцы. Я бросил мимолетный взгляд на большое окно магазина. Там, раскрыв от удивления рот, стояла продавщица.
- Поехали? Чего здесь еще ловить?
Кох, как ни в чем не бывало, отряхнул рубашку и джинсы от пыли. Уже в машине я спросил:
- Что на тебя нашло, Игорь? Ты был сам не свой.
Журналист поерзал на сиденье.
- Да, занесло немного, - признался он, старательно нажимая на кнопки руля, в поисках приличной радиостанции. – Просто, с детства ненавижу, когда меня называют уродом! Ты видел их рожи, старик? Ты видел? Они и есть самые настоящие уроды. Не работают, не учатся, пьют всякую дрянь с утра до вечера, да деньги сшибают вот с таких залетных, как мы с тобой.
Он взглянул на свое лицо в зеркале заднего вида.
- Теперь я надолго у них отбил охоту цепляться к приличным людям.
Он вдруг резко нажал на тормоз. Если бы не ремень безопасности, я бы точно расквасил себе нос о пластик порприза.
- Что случилось?
- Смотри, улица Кирова, - Кох показал на облупленную табличку адреса.
Улица сворачивала и бежала по над небольшой вонючей речушкой, текущей параллельно Сладкой. Невысокий камыш скрывал зеленую, цветущую воду, которая от жары превратилась в настоящий кисель. Справа ютились одноэтажные мазаные белой известью дома. Крыши были застелены все тем же камышом.
- Слушай, Борис, да тут можно «Тихий Дон» снимать безо всякого реквизита, - Игорь смотрел на зеленые покосившиеся заборы, кусты сирени и дикие яблони. – А вот и номер пять.
Он нажал на тормоз. Домом это назвать можно было с большой натяжкой. Фронтальная стена ушла под землю, словно дом испугался ночных приведений и попытался укрыться под землей. Правая стенка под приличным углом была готова упасть и рассыпаться от времени. Половина крыши просто отсутствовала. Друга – была похожа на решето. Вместо камыша она была накрыта серым шифером, который облюбовал зеленый мох, захвативший почти все его площадь. Забор просто лежал во дворе.
- Неужели здесь кто-то живет? – сказал я вслух.
- Как с языка снял, - усмехнулся журналист.
Мы вышли из машины. Дом под номером пять был последним на улице. Дальше виднелись остовы полуразрушенных домов. Там правили бал трехметровые сорняки.
Я взглянул на Игоря и направился к дому. Во дворе царил полный кавардак: возле стопки почти истлевших от времени досок, стояла ржавая ванна. Повсюду валялся мусор, бывший очень давно предметами домашнего обихода: старые чайники с отбитыми носиками, ночные горшки, колеса от велосипедов, детские игрушки, полосатые матрасы.
Мы пробирались к дому очень осторожно, чтобы не поранить ноги. Я постучал в покосившуюся дверь. Над входом висела небольшая лубочная иконка Николая Чудотворца.
- Проваливайте! – голос за дверью был сильным и тяжелым.
- Простите, Александр Иванович, - сказал я, приближая голову поближе к двери. – Можно с вами поговорить?
- Какого хера вам надо? Убирайтесь, я вам говорю!
Игорь показал мне жест ОК и заговорил сам:
- Мы журналисты и распутываем одно старое дело о погибшей на гастролях эквилибристке из немецкого цирка «Ара…
Кох не успел договорить последний слог. Дверь резко распахнулась и слетела с петель. На пороге стоял здоровенный мужик с двустволкой наперевес. В его седых длинных косматых волосах желтели засохшие листья. Борода почти касалась груди. Он был одет в спортивные штаны, майку с эмблемой московской олимпиады и домашних тапочках. На правой коленке была большая дыра.