- Как?! - в один голос воскликнули мы с Игорем. - Вы же сказали, что у нее не было детей.
- А вы меня не дослушали,- старик снял очки. - Я сказал, что в анкете ничего не говорилось о детях. Мы с переводчиком стали расспрашивать подсобника, был ли у Софии ребенок? Тот что-то мычал, но потом сказал, что у нее была девочка.
- Кстати, вы не помните, как звали того переводчика?- спросил я, приготовившись записать имя.
- Точно не помню, фамилия чудная такая: то ли Гохмайер, то ли Шварц, то ли еще как-то, не помню, а вот имя просто - Фриц.
Я записал на всякий случай.
- Когда Софию грузили в карету скорой помощи, я увидел ее дочь,- продолжил старик.
- Но этого не может быть! - не удержавшись, проговорил Кох, став белым как бумага.
- Почему?- удивленно переспросил бывший сыщик.
- Да потому что этой фотографии сто лет! – не выдержал журналист.
Он снова включил телефон и показал Евтушенко весь снимок целиком. Старик долго смотрел на фотографию широко раскрытыми глазами. Потом он как-то странно взглянул на нас и прошептал:
- Я видел именно эту девочку, - его голос дрожал, как натянутая струна. – Я могу поклясться, это была она! Это сейчас я уже никчемный пропойца, но память моя меня еще никогда не подводила.
Евтушенко ткнул пальцем в голубой экран «Самсунга» Коха.
- Ничего не понимаю, я отчетливо видел ее у трейлера, она стояла и в упор смотрела на меня своими глазищами! Страшные, признаюсь, глаза были у этой маленькой ведьмочки! У меня тогда мурашки по телу побежали, это я уже был начальником уголовного розыска, и кое-что успел повидать на своем веку. В ней было что-то ненормальное. Знаете, за годы службы я видел и убийц, и воров законе. Каждому я смотрел в глаза и не боялся ничего, но она, эта девчонка заставила меня на мгновение испугаться.
- А вы потом ее больше не видели? – я надеялся, что Евтушенко вспомнить еще хоть что-нибудь.
Но старик покачал головой.
- Нет, потом пропала моя дочь, а меня быстро отстранили от дела. Ну, а дальше вы все знаете.
Он устало выдохнул и посмотрел в окно.
- Если бы я мог вернуться назад, - прошептал Евтушенко, не отрывая бессмысленного взгляда от окна. – Если бы я мог.
- И последний вопрос, Александр Иванович, - я все-таки не мог успокоиться. – Насчет того иллюзиониста, который поехал вместе с вами, почему именно он? Какое отношение он имел к покойной девушке?
- Я и сам не знаю, он всю дорогу молчал, - ответил старик. – Но мне показалось, что он ее очень любил. Он все время что-то лопотал по-немецки, глядя на девушку.
Мы вышли из дома. Стрелки часов убежали далеко за три часа. Страшно хотелось есть. Солнце прорвало зеленую защиту деревьев и прямой наводкой било по земле и вонючей речушке. «Мазда» раскалилась, отражая, по мере возможности, весь ультрафиолет от своего белого кузова. Игорь первым вышел со двора и открыл двери машина нараспашку. Запах раскаленного пластика, трещащей под натиском светила, мягкой кожи обивки салона, и автомобильного ароматизатора в зеленоватой бутылочке, прикрепленной в районе ручки «автомата», вырвался на свободу и растекся по незнакомой местности, заставляя больного бродячего пса бесконечно чесаться у поваленного забора.
Я пошел к машине, как вдруг почувствовал на своем плече чью-то сильную руку. Обернувшись, я увидел перед собой старика. Тот пристально смотрел мне в глаза. Я хотел что-то сказать на прощанье, но Евтушенко вдруг наклонился к моему уху и тихо прошептал: «Уезжайте отсюда, это проклятое место. Она не отдает своих мертвецов. Мне было видение, что София восстала из могилы и хочет отомстить нам. Я видел ее безумные глаза, точно такие, как у той маленькой девочки на фотографии».
С губ старика медленно сошло нечто похожее на странный смех. Он стоял и смотрел на вслед все время, пока Кох выкручивал руль. Когда мы сели в машину, в моих ушах все еще слышался голос Евтушенко.
- Ты какой-то сам не свой, старик, - Игорь тоже был мрачнее тучи и о чем-то все время напряженно думал.
- Ты прав, Игорь,- я отвлеченно смотрел, как он разворачивается на узкой дороге. - Вся эта история дурно пахнет.
- Вот именно!- воскликнул. Кох. - Она не пахнет, она воняет. Представляешь, у двух городских ментов убивают детей, а власть приказывает не расследовать дело, а найти козла отпущения! А если бы это были их дети? Реальная дерьмовая картина!