- Ты уверен, что не ошибся?- спросил я, с любопытством разглядывая резные обналичники.
- А в чем дело, что тебя так смутило? – коварно усмехнулся журналист. – Не бойся, все под контролем. Идем.
Мы прошли по узкой дорожке, выложенной белой галькой. Справа и слева нас по ногам гладили листья васильков и других степных трав. Шмели с деловым видом пыхтели на цветках. Побеспокоенные нашим вторжением, они с недовольным урчанием покидали насиженные места и снова усаживались обратно, почуяв, что опасность миновала. Перед нами из земли рос обычный кубанский казачий курень. На плетеном заборе через один торчали глиняные горшки, кувшины и чашки. Соцветия подсолнуха, обильно поливаемые персоналом «Харчевни», выглядели сочными с ярко-желтыми лепестками. У входа, под небольшим навесом на завалинке сидел дед. Точная копия шолоховского Щукаря. Он был одет в казачьи шаровары синего цвета, красные лампасы разрезали синеву пополам. Кожаные полустертые сапоги отстукивали никому неизвестный ритм. На голове старика темнела лихо заломленная набок фуражка. Седой вихор выглядывал из-под нее, искрясь в солнечных зайчиках. В углу рта старика торчала «козья ножка». Старик дремал, опершись обоими руками на клюку. Услышав наши шаги, он встрепенулся и, вскочив на ноги, заголосил:
- Доброго здоровьица, гости дорогие, добро пожаловать!
Он открыл нам двери, пропуская внутрь.
- Это чего они деда эксплуатируют? – кивая на старика, спросил я.
- Это отец хозяйки, - тихо пояснил Кох, двумя пальцами козыряя деду. – Старик спивался совсем от безделья. Стал слепнуть понемногу. Вот дочь и нашла ему работу – и старик доволен – при деле, и людям хорошо! Экзотика. Туристы из города приезжают смотреть на Щукаря. Ты ведь тоже подумал об этом?
- Верно, но он действи…
- А то я не вижу, - Игорь улыбнулся. – Можем здесь сядем, или поближе к речке?
Я огляделся. Внутри действительно все было обставлено со вкусом и «без городского баловства». Если это было колесо от телеги, то настоящее колесо, если старая прялка- то бабкина, если железный утюг – то тоже без подделки.
Столы сделаны из досок и покрыты темным лаком. Вместо стульев – лавки. За вторым выходом виднелось несколько беседок, стоящих на берегу речушки. Они прятались в тени раскидистых ив. Начинающая цвести вода, изумрудным зеркалом отражала солнечный диск.
- Давай, на речке, - выбрал я, в надежде, что в тени деревьев и у воды не будет так жарко.
Мы выбрали самую крайнюю беседку. В двух других сидели довольно шумные компании. Вместо официанта пришла сама хозяйка – дородная женщина в льняном сарафане, алых бусах, с длинной черной косой, перекинутой через левое плечо. Она быстро приняла заказ, и, одарив нас щедрой южной улыбкой, ушла на кухню.
- По-семейному, - сказал я, доставая сигарету. – Это точно.
Игорь взял из моей пачки, посетовав, что его кончились. Мы закурили. Странное чувство возникло у меня в душе. Мне показалось, что Игорь только что сейчас смог «спуститься на землю». До этого, горбун был полностью погружен в свои мысли. Его отрешенный взгляд блуждал очень далеко.
- Скажи, Борис, трудно быть писателем? – Игорь взял зубочистку и принялся колоть ею салфетку.
- Странный вопрос, Игорь, - ответил я. – Тебе трудно быть журналистом?
Кох рассмеялся. Его длинные волосы бились по плечам в такт его смеху.
- Это еврейский ответ- вопросом на вопрос, - перестав хохотать, промолвил он. – Нет, я ожидал услышать другое.
- Не знаю, Игорь, я как-то не задумывался над этим, - сбивая пепел в пепельницу, сказал я. – Я просто занимаюсь своим любимым делом, вот и все. Когда я начинал, многие люди, окружавшие меня, скептически относились к этому увлечению. А когда это стало приносить неплохие деньги – стали завидовать. И то и другое мне не нравилось.