Внезапно, я ощутил легкое покалывание в руках. Вскоре оно сменилось легкой дрожью. Но мне не было холодно. Это было странное нервное напряжение. Оно медленно восходило откуда-то изнутри. Позже, много позже я научился контролировать этот «всплеск», но сейчас оно окутало меня впервые. Мне уже было знакомо сладкое чувство утренней поллюции. За это нас нещадно наказывали розгами. Но что могут сделать розги против настоящего животного инстинкта.
- всплеск» искрился сотней тысяч микроскопических пузырьков. Его аромат напомнил мне забытый запах апельсина. В районе паха стало тепло. Но зуд постепенно усиливался. Я увидел большую палку. Один ее конец был странным образом заострен. Я схватил ее. Птица замерла. Палка оглушила ее и я осторожно вытащил голубя из плена и положил на большой плоский камень. У меня в кармане был небольшой перочинный ножик. Он достался мне совершенно случайно. Когда меня привезли в приют и показали на койку, в которой я должен был спать. Вечером, я случайно нашел этот ножик под отвратительно смердящим матрасом. Все эти годы я не расставался с ним. Мне нравилось смотреть на его голубоватое лезвие и чувствовать свое превосходство над другими сиротами.
Часами после отбоя, я рисовал в голове картины мести своим «дружкам», которые больше всего издевались надо мной. И все они, так или иначе, плохо кончали. Я отчетливо представлял их отвратительные рожи, перепачканные их собственной кровью. Они кричали и умоляли меня прекратить пытки, но я был неумолим!
Я осторожно взял голубя за крыло и раскрыл его. Мне было хорошо видно, как бьется его сердце под мелкими перьями на груди. Я придавил крыло камнем и взялся за второе. Теперь птица была распята меж двух камней. Буря волнения охватила меня. Я очень сильно вспотел. Дыхание стало учащенным и прерывистым. Медленным движением я провел ножом по груди птицы. Она дернула правой ногой. Пришлось положить и на ноги увесистый булыжник. Теперь голубь был полностью в моей власти. И это очень сильно меня завело. Я стал осторожно резать его по груди сверху вниз. На мое удивление, я ожидал увидеть реки крови, льющейся на камни, но ничего подобного не случилось. Пара капель на ноже были не в счет. Вдруг, я увидел его сердце птицы! Оно билось и трепыхалось на моих глазах. Я стал резать дальше. Тонкая пленка легких была красноватого цвета. И чуть темнее блестела печень. Все двигалось и жило своей жизнью. Мне было тринадцать лет, и это была моя первая попытка подавить «всплеск».
Нож медленно стал резать печень. Вот тогда потекла кровь – много крови – черной, не красной, как я предполагал. Сердце стало биться быстрее. Я положил печень рядом на камень. Вдруг птица открыла глаза. Она смотрела на меня с болью и укором. Она стала вертеть головой, открыв клюв. Тонкий синеватого цвета голубиный язык, заостренный на конце, трепетал в раскрытом клюве. Мне это понравилось. Чертовски понравилось! Животное само смотрела в глаза собственной смерти. И в тот самый прекрасный момент моей жизни я чувствовал себя ее вассалом. Вассалом на черном коне с разящим мечом в руках. Мне захотелось навсегда запечатлеть в памяти образ моей первой жертвы. Я аккуратно вырезал глаза птицы. Мои руки были перепачканы ее теплой и сладко пахнущей кровью. Она была еще жива, когда я удалил сердце и легкие. Потом, спустя несколько лет, я делал это хирургически верно. Я прочел массу книг по физиологии и анатомии.
- Что ты делаешь? – за моей спиной раздался чей-то голос.
Я резко обернулся и увидел гера Брауна. Он стоял и смотрел на плоды моего «всплеска» широко раскрытыми глазами. В тот момент наши взгляды встретились. И впервые в жизни я увидел, что взрослый человек меня просто боится. Страх мелькнул самой глубине души воспитателя. Он раскрыл рот, не в силах больше произнести ни слова. Со стороны это больше походило на встречу двух хищников на тропе охоты. Гер Браун представлял собой льва – царя зверей, чья сила заключалась в его мощи, и я, - большой тигр-людоед. Лев уже чувствовал, что я хочу сожрать его. И он, рыкнув на прощание, ушел с тропинки, уступая место настоящему хищнику.
За свой поступок, я отсидел неделю в холодном карцере на хлебе и воде. Они так и не смогли найти у меня нож. Я спрятал его в толстой подошве своего ботинка. Тайник я сделал давно, на случай, если мне придется воспользоваться его острыми услугами.