- Это он,- сказала девушка и, шурша накрахмаленным халатом, пропала в сумерках коридора.
Старик сидел тихо, положив руки на колени. Он даже и глазом не повел, когда я подвинул второе кресло. Он был одет в полосатую пижаму, которая была как минимум на два размера больше его самого. На белых ногах темнели домашние тапочки.
- Здравствуйте, меня зовут Борис,- проговорил я, безо всякой надежды на ответ. - Я журналист и занимаюсь расследованием серии убийств, произошедших в Междуреченске летом 1981 года.
Старик и ухом не повел.
- Первое убийство произошло во время выступления немецкой эквилибристки Софии Краузе цирка "Арамис" вас еще тогда просили быть переводчиком? Вы не помните?
Ни один мускул не дрогнул на лице старика. Он сидел и смотрел телевизор, словно я был один тех из многочисленных фикусов, растущих в изобилии в холле.
- Ваша дочь пропала, господин Гохмайер, верно, она пропала после того как вы выезжали на место преступления? Мне очень нужна ваша помощь. Попробуйте вспомнить, - я бессовестно нарушил запрет директора не поднимать тему дочери старика.
Ни слова. Игорь был прав, я зря теряю время. Я встал с кресла и отодвинул его к стене. В другом конце коридора кто-то запел песню. Старушечий голос надрывно тянул жалобные ноты.
- Они прокляты,- вдруг голос старика ножом врезался мне в спину.
Старик повернулся ко мне, и я ужаснулся, увидев его обожженное лицо. Оно было настолько обезображено, что превратилось в кошмарную маску. Нормальными оставались только глаза. На какое-то мгновение, мне показалось, что я уже когда-то видел этот взгляд, но я тут же отбросил эту глупую мысль.
- Что вы сказали?
- Вся их сучья семейка,- глаза старика оставались безжизненными, а рот продолжал говорить. - Моя Эльза, моя бедная Эльза. Он выследил ее и убил. Она была больна, а он все равно убил ее.
- Вы знаете, кто убил вашу дочь?
- Конечно, - старик открыл беззубый рот.
Я похолодел.
- Ее убил настоящий зверь, вся их сучья семейка проклята,- он снова затараторил одно и тоже. – Ублюдки, настоящие ублюдки, а эта маленькая сучка – конченная тварь. Вы все еще поплачете, поплачете. Она соблазнила ЕГО. И ОН… - старик запнулся. – Я больше не чувствую аромата персикового сада. Ты чувствуешь его аромат? Ведь ты можешь обонять его!
- Вы случайно не помните, у Софии Краузе была дочь?
Старик замер. Было видно, как его глаза стали понемногу оживать, но это показалось только на одно мгновение. Я старался не смотреть на него.
- У Софии? Кто эта такая?
- Та девушка, которая погибла в цирке. Ведь вы выезжали туда переводчиком?
- Она приказала забрать детей. А потом бросить. Так было нужно. Я перестал ощущать запах персикового сада. Ты чувствуешь его аромат? Ведь ты можешь обонять его! – снова забубнил одно и тоже Фриц.
- Каких детей, кто приказал?
- Тебе не понять, просто он приказал сделать это,- старик перестал шевелить губами.
По его щеке потекли слезы.
- У циркачки была дыра…
- Какая дыра? – я понимал, что разговариваю с сумасшедшим. – Почем вы говорите о детях во множественном числе? - поправил Гохмайера я.
- У нее было двое детей, - напоследок просипел он.
Старик опустил голову на грудь и захрапел. Слюна из правого уголка его рта медленно стала стекать на пижаму. Я оторопел. У Софии было двое детей? И кто их украл? Ведь Евтушенко ничего по этому поводу не говорил. Я старательно сделал пометки в своем блокноте. Директор уехала на какое-то совещание, и я, попрощавшись со сторожем, пошел в сторону остановки. Сигарета медленно тлела у меня во рту. Бред старика казался мне уже не таким бессмысленным. Значит, кто-то убивает Софию, потом крадет ее детей, а после этого в городе находят два трупа девушек и еще одна - дочь переводчика считается пропавшей без вести. Лихо! Слишком лихо для маленького городка в то безоблачное время. Надо проверить, когда цирк покинул город. Я сел на лавочку на остановке и достал телефон. Номер Валентины Михайловны, с которого она мне звонила, остался в архиве входящих звонков. Я набрал его и стал дожидаться ответа.