- Нет, еще, - ответил парень, доедая сэндвич.
- Так чего ты лясы точишь, бездельник? – старик плотнее закутался в тулуп. – Сходи, купи лекарств, а я пока наметаю кое –что.
Слово «лекарство» из уст Митрича звучало несколько одиозно. Я даже на секунду представил себе эту «микстуру» в зеленой пластиковой бутылке с бумажной пробкой. А потом Семен расстилает газетку, нарезает большими кусками розовую плоть «докторской» колбасы, открывает банку «кильки» в томатном соусе, ставит пластиковые стаканчики и разливает ароматную жидкость и окунает горбушку черного хлеба в банку консервов.
На выходе мы сели в машину.
- Что же это за таинственная незнакомка? – промолвил я вслух, наблюдая, как Игорь нажимает кнопку зажигания.
- Вот и я в недоумении, - ответил Кох. – Когда я вчера нашел могилу, я признаться откровенно, был удивлен. А еще тот снимок нашего фотокора.
- Получается, что какая-то девушка не просто ухаживает за могилой, но еще заказывает дорогущий памятник, - я открыл окно, благо после дождя дышаться стало намного легче. – Слушай, Игорь, а может это дочь Софии? Та самая девочка, которую опознал Евтушенко? Если это так, то значит ее отец – Гуго Шварцкопф никуда не уезжал? Он решил остаться здесь, чтобы быть поближе к любимой, если мы, конечно, принимаем версию, что он сам не прикончил Софию. А эти розы – лишнее доказательство того, что она до сих пор здесь. И мы можем постараться выследить ее здесь, ведь розы совершенно свежие.
- Ну ты голова, старик! – Игорь резко вывернул руль и «Мазда» взорвав кучку мелкой гальки, выехала на мокрую дорогу. – В принципе, твоя теория не лишена здравого смысла. Тогда надо проверить еще кое-что.
Я вопросительно посмотрел на Коха. Тот сосредоточенно смотрел на дорогу, словно меня и не было в машине.
- Надо поговорить с Евтушенко, - твердо сказал Игорь. – Мне кажется, он теперь окажется более сговорчивым.
- Думаешь, он нам не все сказал?
- Уверен, теперь я на сто процентов уверен, - промолвил журналист, поправляя зеркало заднего вида.
- А как же твоя работа? – спросил я, заметив, что Игорь едет к выезду из города.
- Обождет, сейчас, мне кажется каждая минута дорога!
Через сорок минут машина остановилась перед уже знакомой развалюхой. Дождь прилично размыл дорогу, так, что на колеса «Мазды» налипло столько всякого дерьма, что Кох только вздохнул и покачал головой. Пока мы доехали до дома Евтушенко, мелкие камешки мерной барабанной дробью стучали по днищу машины. Глина, вперемежку с камнями, слоеными кусками с чавканьем лезла из-под колес иномарки.
Калитка была открыта. Я первым вошел в нее, Игорь проследовал вслед за мной.
- Александр Иванович! – крикнул я, надеясь услышать все тот же зычный голос Евтушенко. – Вы дома?
Легкий ветерок, перебиравший листья яблоневых деревьев, стал ответом на мой голос. И тут я явственно ощутил близкое присутствие смерти. Даже не близкое, а словно старуха с косой прошла мимо нас, касаясь наших ног своим черным саваном. И запах. Мой чувствительный нос уловил запах самой смерти. Он медленно струился из-за приоткрытой двери покосившегося дома пенсионера. Сладковатый и в тоже время тошнотворный аромат нервно цеплял каждый рецептор в моем носу. Но что – то постороннее примешивалось к этому буйству ароматов смерти. Что-то знакомое и вместе с тем, далекое и неуловимое. Я остановился и втянул ноздрями побольше воздуха в легкие. Потом стал медленно выдыхать.
- Что с тобой, старик, - Игорь остановился вместе со мной. – Чего ты нюхаешь?
- Лаванда! – вдруг промолвил я и обомлел.
- Ничего не чувствую, - Кох тоже вдохнул и пожал плечами. – Может, и лаванда, а что? Вот у тебя нос!
- Нет, ничего.
Я не стал говорить ему, что этот аромат я обонял совершенно недавно. И это был аромат Аллы. В голове началась совершенная кутерьма. Я достал телефон и набрал ее номер. Но, не дождавшись ответа, выключил дозвон.
- Да что с тобой, ты сам не свой?
Мы вошли в дверь. Запах лаванды усилился.
- А, теперь чувствую, твою лаванду! – Игорь головой указал на картонное деревцо автомобильного освежителя. Это оно давало этот устойчивый аромат лаванды. От сердца отлегло, но лишь на несколько мгновений.