Вот это откровение! Ромка не одинок: интимофобия переступила эпидемический барьер, интимофобы пошли косяками, один больной - рядом. Ну ничего, и тебя, дружок, вылечим.
- Лелик, ты любишь пирожные? - тоном сестры милосердия спрашиваю я. Хочешь, я тебе их испеку? - Вспомнив о своих кулинарных разочарованиях, корректирую: - Нет, куплю. Огромный торт, с кремом! А, Лелик!
Что-то настораживает его в моем заманчивом предложении. Не найдя ничего лучшего, он бросает в меня подушку.
- Хитра, Вака, хитра. Колись, отравить меня задумала?
Я брыкаюсь руками и ногами, смех эффективнее подушки душит меня. Я откидываю подушку с лица и встречаюсь с его глазами, и забываю, что только что было смешно до колик. Мы молчим, ни слова - но каков диалог! Его долгий взгляд, и это как дверь: всегда закрытая, она вдруг без малейшего усилия и повода - отворилась.
- Вака, подарки у нас буду делать я. Кстати, где у тебя кассета?
- Ничего себе "кстати"! Давай лучше о подарках, хочу вульгарный перстень, как у Пушкина.
- Обойдешься без перстня, кассета где?
- Лелик, ее угнали вместе с сумочкой, - лопочу я.
Он берет меня за плечи.
- Вака, ты не такая дура...
- А какая я дура? - Не знаю, отчего мне приспичило ломать ваньку.
Конечно, я достану кассету и включу, но не сейчас, мне хочется оттянуть миг, когда Лелик поймет, что среди нас не только он - профессионал и на работе я не крестиком вышиваю, сообразит, в какие серьезные криминальные игры я играю. Может быть, за мою голову дают кучу баксов. Я дотрагиваюсь до ноющего лба: интересно, в связи с травмой ставки не упали?
Нет, все-таки Лелик - солдафон, не то что слов любви, но и того, что предупреждать надо, - не знает. Взял и вытащил из-за пазухи пистолет, сжимает его в руке - огромный, черный, дулом прямо мне в сердце. Не знаю, на каком этапе произошла радикальная потеря памяти: когда меня треснули кулаком по голове или сейчас, под воздействием визуального ряда, но из головы вылетело, что бояться - стыдно. Дрожа как осиновый лист, я соскочила с постельки и словно крот зашуршала паркетом. Своими руками в считанные секунды сдала тайник и чуть ли не в зубах притащила кассету вооруженному Лелику.
Все время пока Лелик прослушивал разговор за унитазами, я давилась сигаретой за сигаретой, чтобы не разрыдаться. Вместо того чтобы утешать меня, Лелик погрузился в тайны генеральского двора: какие проценты накрутили наши герои на задержке выплаты личному составу дивизии денежного содержания, куда девалась списанная техника и другие детективные подробности, которые мне уже обрыдли.
Проклятый пистолет, выбивший меня из колеи привычного поведения, - как водораздел между мною и Леликом. Ежась под дулом, я никак не возьму в толк: зачем Власовпритащил оружие, или мы дошли до такой доверительной точки отношений, когда не до сантиментов, когда все средства хороши?
- Вака, тебе плохо?
От его участливого голоса мне действительно плохо. Боже, на глазах у Лелика, покинув образ героини-подпольщицы, предельно органично вошла в образ трусливой моли. Презираю себя!
- Да, мне плохо! Мне очень плохо! - В момент, совершенно неоправданный с точки зрения драматургии, я выхожу из себя. - И вообще, Лелик... шел бы ты домой...
Где логика, где разум? Смотрит на меня, как на недоумка (или недоумку?) и тут же вкладывает в мои шальные ручки пистолет.
- Вака, это тебе. Я же не могу привязать тебя к себе. Смотри внимательно: патроны вставляются в магазин...
На физическом уровне ощущаю грозную мощь пистолета, и он в моей власти. Обретаю уверенность.
- Кого ты, Лелик, учишь? Прапорщика запаса? Десять лет в строю. ПМК. Патроны девятого калибра принес?
Лелик извлекает из кармана коробочку с патронами.
- Вака, я от тебя шалею. У твоего маятника амплитуда зашкаливает. То ты от одного лишь вида пистолета готова впасть в кому, сидишь и хлюпаешь носом, и тут же выясняется, что Вака - меткий стрелок. Вака, ты хоть сама себя понимаешь?
Не верю своим ушам: Лелик считает меня загадкой, неопознанным объектом, восьмым чудом света - круто! Изящно изогнув спинку, закинув ногу на ногу, тонкой ручкой я поигрываю грозным оружием, по-моему, жест этот заимствован у Никиты.
- Лелик, а ты, видимо, любитель девушек, у которых маятник не отклоняется с нулевой отметки ни при каких погодных условиях? Любишь таких чудесных девушек, которые есть, а на самом деле их нет, они - ноль.
Какая интересная дискуссия разгорелась! Увы, погасла: вместо того чтобы парировать мои слова, Лелик протягивает деньги.
- Снимешь квартиру, здесь тебе нельзя оставаться.
О, я в восторге.
- Ты понял, Лелик, какой опасности подвержена моя жизнь?
- Вполне, - говорит он и совершает немыслимое: достав кассету из диктофона, комкая и ломая, вытягивает магнитную ленту. Сублимируясь в блестящий путаный шар, вещдок прощально шуршит. Моей зажигалкой, в моей же пепельнице, у меня на глазах Лелик устраивает костер из шикарного информационного повода.
Теперь я понимаю, почему Власов - ас летного дела: в силу ответственного отношения к порученному. Каким бы ни было это дело, он выполнит его по максимуму. Пример тому - мой лоб, отмыть невозможно.
Еду к генералу зеленая. Отступив от зеркала, критически оглядываю себя: одета как шлюха - юбка под самое никуда, гиперсексуальное декольте и умопомрачительные каблуки создают иллюзию, что природа в моем случае ограничилась ногами и грудью. Как писал старина Шопенгауэр: "Красота открытое рекомендательное письмо". Не слишком ли буквально в части открытости я толкую Шопенгауэра?
Весь этот маскарад исключительно ради желания понравиться генералу. После удара по голове до меня дошло: противостоять генералу - больно. Следовательно, чтобы не было мучительно больно, нужна анестезия, основной компонент которой - высокое покровительство.
Первая заповедь журналиста: подготовь почву для доверительных отношений. В краткий час интервью респондент должен испытать непреодолимое желание выговориться, излить на корреспондента душу, иногда - с помоями. Женское обаяние плюс сексапильность наиболее органично провоцируют взрыв откровенности. Хорошо нам - принцессам крови! Как только умудряются выкручивать наизнанку интервьюеров мои коллеги-мужчины?
Мир скроен на мужской фасон, респонденты, то есть люди, которым дали слово, в подавляющем большинстве - мужики, в среде себе подобных они безмолвствуют. Поют, воют, ревут только в период гона, при непосредственной близости самки. Интересно, на какой минуте завоет комдив?
Конечно, Сенькина не давала блестящих рекомендаций генералу. Но у меня свое толкование: неужели мужик, ворующий по-крупному, может не интересоваться женщинами? Какой смысл тогда так рисковать? Никогда не поверю, что перманентно одинокий мужчина разборчиво назовет десять пунктов вложения капитала. Ну, пива напьется, ну раз десять на футбол смотается. На своем личном самолете. И все. Масштаба-то нет. Золото, бриллианты, меха и туалеты во все времена - это область женских интересов. На одних колготках разориться можно. У наших же половых антиподов даже крой галстука - вековая константа. Вывод: наличные мужчине без наличия женщины - что корове седло. Если, конечно, он не псих и не использует купюры как бумажку по прямому назначению.
Для тех, кто не понял. Данное устройство мира на мужской манер нахожу чрезвычайно полезным и выгодным для женщин. Голова кружится до дурноты от функций, традиционно возлагаемых на мужчину: надо быть умным, хладнокровным, решительным, уметь забивать гвозди и таскать тяжести, читать электрические схемы и совершать подвиги, состояться в профессии и сделать карьеру, кормить булками с маслом жену и детей. Делание последних тоже на его совести, как и жена, карт-бланш которой на капризы и токсикоз редко ограничивается беременностью.
Теперь о том, зачем мужчины женятся. Не знаю. Думаю, они тоже. Как говорил мой бывший босс: "Если б вы не были женщиной, я бы с вами даже не разговаривал". Оригинал звучит вульгарно, пришлось купировать. Но суть неизменна с сотворения мира: не будь у мужчин желания, столь сильно ориентированного на женщин, ходить нам сирыми и убогими и добывать хлеб свой насущный тяжким трудом. В общем, незначительная подробность, а какая лафа всем бабам мира! Чуток красоты, немного мозгов, завалилась за мужа - и жизнь удалась!