Выбрать главу

Дверь в темном помещении распахнулась, из проема донеслись лучи света. Рука, немного пощупав стену в поисках выключателя, нажала на кнопку и комната озарилась светом. Перед Адамом предстала его квартира: коричневый кожаный диван, перед которым стоял шкаф со стеклянными полками, заваленными книгами. Не менее древний телевизор также стоял внизу шкафа, но даже на нем лежали какие-то альбомы, о происхождении которых мужчина не знал.

-Я дома-крикнул он куда-то вглубь жилья, но осекся, вспомнив недавно произошедшие обстоятельства

Пройдя на кухню мимо заваленной посудой раковины, он распахнул дверцу холодильника и попытался глазами найти что-нибудь съедобное, однако его встретила только баночка открытого йогурта с ложкой внутри. Поморщившись, Адам выкинул йогурт и потянулся к телефону, дабы заказать пиццу, но и тут его поджидала неудача, ведь зарплата должна была прийти лишь через три дня. А может и вовсе никогда. Мужчина вдохнул и снова оглядел квартиру, на этот раз ему на глаза попался очередной альбом, но лежал он почему-то под стиральной машинкой. "Видимо опять ночью бродил"-подумал Адам и поднял с пола книгу. Раскрыв ее на случайной странице, он нахмурился. Перевернул еще несколько страниц и брови съезжали все ближе к носу. Адам присел на край барного стула на кухне и принялся лихорадочно перебирать каждую страницу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он сорвал очки с переносицы и бросил их на столешницу, снова вздохнул, но на этот раз на его лице появилось подобие улыбки, впервые за много дней. Адам снова бросился к телефону и набрав несколько цифр заговорил:

-Здравствуйте! Будьте добры самую большую Пепперони, пожалуйста-Попросил он с праздничными нотками в голосе-А еще поздравьте меня, я нашел спасение своего дела-Крикнул мужчина в трубку напоследок и бросил телефон вслед за очками на потускневшую мраморную столешницу.

На утро Адам вернулся в музей и вместо того чтобы снова потерянно разгуливать по залам, он сразу же ринулся в свой кабинет. Только он распахнул дверь, его легкие сперло от ледяного воздуха неотапливаемой комнаты. Мужчина снова открыл вентиль, горячая вода сразу начала разгуливать по батарее, издавая приятные шуршащие звуки. Адам сел за стол и принялся перебирать пожелтевшие бумаги, небрежно бросая большинство на пол. Освободив небольшой островок поверхности, он осторожно положил альбом, который привез сегодня из дома и снова открыл его, на этот раз с первой страницы и принялся во всех подробностях погружаться в написанное.

Внезапно ручка двери щелкнула, Адам резко поднял голову, в двери стояла Анис с двумя пакетами, набитыми до краев, потертой синей спортивной сумкой на плече и почти завядшем цветком Орхидеи в другой руке. Она по привычке оглядела кабинет директора, ее взгляд остановился на мужчине. Они смотрели друг на друга с минуту. Анис еще ничего не сказала, но он уже знал, зачем она пришла сюда и не мог отвести взгляд, ведь вероятность того, что они видятся в последний раз-была слишком высока. На ее кудрявой голове проглядывались седые пряди, под глазами росли мешки, с каждым днем они становились все больше. На лбу также были видны морщины. Эта работа явно надоела ей, но все же что-то держало Анис здесь. Она не уходила, хотя знала, что у нее есть варианты более легкой и прибыльной работы. Но нет, она держалась не за деньги, а за дух этого места, за экспонаты, за пыль, у которой есть историческая ценность.

-Я оставлю это здесь, вдруг...-Тихо сказала она и поставила пакеты в самый дальний и пыльный угол кабинета. Адам встал и неуверенно раскрыл руки. Обнявшись они снова взглянули друг-другу в глаза, такие уставшие и практически бесцветные. Казалось, время вокруг остановилось, но Анис выскочила из сна и двинулась к двери, напоследок помахав бледной и худощавой кистью. Дверь закрылась. Адам остался один. Однако, даже когда шанса почти нет-есть надежда, а ему уже было нечего терять. Лучи алого закатного солнца влетали в оконную створку, это и разбудило Адама. Он бросился к столу и включил компьютер. Спустя минуту пальцы уже застучали по клавиатуре, снова в музей вернулась надежда, которая держалась на гневе одного слабого человечка.