— Думаю, да.
Между ними повисла тишина. Наконец Голди сказала:
— Я ведь видела тебя прежде. В Старом Квартале?
Тоудспит кивнул.
— Я сбежал в прошлом году.
— Не может быть! — Голди удивленно посмотрела на него. — Я бы знала! Все бы говорили об этом.
Тоудспит зло рассмеялся.
— Благословенные Хранители сказали нашим соседям, что мы переехали. Они не хотели, чтобы у детей стали появляться мысли.
— А где твои родители?
— А как ты думаешь?
— В Доме Покаяния?
Тоудспит коротко кивнул.
— А моя сестра в Приюте…
Он умолк. Голди услышала тихий далекий хлопок.
— Что это? — спросила она.
— Пушки! С той стороны Грязных Ворот! Быстро!
Тоудспит спрятал монету в карман, и, положив руку на стену, начал петь. Голди повторила его движение.
Дикая музыка вернулась, захлестывая ее руку. Сначала их песня, казалось, не произвела эффекта. Их голоса беспомощно барахтались в могучем потоке звука. Затем Голди услышала третий голос, который присоединился к ним откуда-то из глубин музея — не человеческий голос, а звуки арфы. Это был Шинью, который играл, как никогда.
Целое мгновение ничего не менялось. Затем, мало помалу, дикая музыка начала спадать, подчиняясь их пению, пока окончательно не стихла.
Голди убрала руку со стены.
— Этот хлопок… — сказала она.
— Пушки?
— Да. Я думаю, это их услышал херро Дан. Сразу перед тем как исчезнуть.
— Что?! — Тоудспит посмотрел на нее в ужасе. — Он, должно быть, прошел через Грязные Ворота! Бежим!
И, не дожидаясь ее, он побежал по Дамской Миле.
Грязные Ворота
Грязные Ворота были намного глубже в музее, чем Голди когда-либо забиралась прежде. Они были сделаны из железа — не единого куска, а из полос, сваренных вместе в виде сот. Они побурели от ржавчины и так плотно входили в стену, что над и под ними не было ни единой щелочки. С правой стороны находилась огромная замочная скважина.
Морг сидела на одной из железных полос. Она распростерла крылья при виде детей.
— Война-а-а-а, — проскрежетала она. — Война-а-а-а.
По спине Голди пробежали мурашки.
— Что она хочет сказать? Почему она так говорит?
— С другой стороны Грязных Ворот, — мрачно сказал Тоудспит, — находятся комнаты войны. Комнаты чумы. Комнаты голода. Все те ужасные вещи, которые происходили в Данте в старые времена. Это все находится в музее. Большую часть времени они ведут себя тихо и не вызывают проблем. Но сейчас что-то, должно быть, пробудило их. Ты слышала выстрелы. Пойдем, посмотрим.
Голди неуверенно подошла к воротам и посмотрела через отверстия. Некоторые из них были настолько крупными, что можно было без труда по ним взобраться. Сначала она увидела только высокую траву, а затем Тоудспит указал ей на белое пятно слева.
— Видишь те палатки? Это лагерь армии, — сказал он. — Это первая комната войны.
— С кем они сражаются?
— Со всеми. Со всем. Я не знаю. Это просто… война.
Голди показалось, что она заметила движение около палаток. Она быстро отступила назад.
— А они нас не видят? Они не могут попытаться сломать ворота? Или выстрелить в нас?
Тоудспит покачал головой.
— Пока ворота закрыты, они не видят нас и не могут пройти.
Говоря, он достал из кармана складной нож и кусок проволоки. Сунув кончик ножа в замочную скважину, мальчик сунул чуть выше проволоку. А затем начал осторожно орудовать ей вперед и назад. Бру мягко заворчал.
— Что ты делаешь? — спросила Голди.
Лицо Тоудспита было бледным, но он упрямо стиснул челюсти.
— Херро Дан должен был вернуться прошлой ночью, — он говорил медленно, полностью сосредоточившись на замке. — Я думаю, он услышал выстрелы и пошел сюда, посмотреть что происходит. И его поймали солдаты. Они, скорее всего, подумали, что он шпион. Я хочу проверить так ли это. И если так, то я хочу украсть его.
— А нам не стоит сказать об этом Ольга Чаволге? Или Шинью?
— На это нет времени. Они могут расстрелять херро Дана в любой момент.
— Или уже расстреляли!
— Если бы они так сделали, мы бы узнали… Есть! — воскликнул Тоудспит. Раздался громкий щелчок и замок раскрылся. Тоудспит спрятал нож и проволоку в карман.
— Ты идешь?
Грязные Ворота были настолько тяжелые, что двое детей открыли их с огромным трудом. Но даже в открывшийся проход им пришлось протискиваться.
— Идем, Бру, — позвал Тоудспит. — Нельзя оставлять ворота открытыми слишком долго.
Бру не пошевелился. Он стоял по ту сторону ворот и, казалось, каждая шерстинка на его загривке встала дыбом.
— Тогда мы идем без тебя! — сказал Тоудспит.
Песик не шелохнулся.
— Ну и оставайся здесь, — махнул рукой мальчик, — мне все равно.
Дети прикрыли ворота и упали в траву. Сердце Голди громко билось в груди. Как подобное место может быть комнатой? Как оно может находиться внутри музея? Было такое чувство, словно она попала совсем в другую страну. Насколько она могла видеть, здесь не было потолка, а небо было бледное и далекое. Высоко над ее головой в небе летала дюжина зловещих черных фигур, похожих на клочки пепла.
— Смотри! — прошептал Тоудспит, указывая на них. — Слотерберды!
Голди услышала тонкий визг и повернула голову. Грязные Ворота были не более чем тенью в траве за ее спиной. Она смогла только различить одно из отверстий и голову Бру, торчавшую из него. Она понадеялась, что он решил пойти за ними. Но вместо этого он лег с той стороны и положил голову на лапы.
— Он не пойдет дальше, — прошептал Тоудспит. — Нет смысла ждать его.
Он взял пригоршню грязи и размазал ее по рукам и лицу. Дрожащими руками Голди повторила его действия.
Двое детей поползли к далекому лагерю.
Прежде чем они добрались до палаток, Голди почувствовала запах дыма, нечистот, пива, крови, навоза и сотни других вещей, которым она не знала названия. Она в отвращении поморщилась. Краем глаза она видела, как морщиться Тоудспит. Она про себя рассмеялась. Это придало ей храбрости, и, когда они наконец добрались до края лагеря, она выглядывала из траву уже с любопытством.
Прямо перед ней земля была вытоптана и покрыта грязью. Словно здесь всю ночь носилось какое-то бешеное животное. Стояли палатки и старомодные повозки, словно сошедшие со страниц учебника истории. На огромных колесах покоились уродливые пушки. Между ними, в грязи, бродили быки, козы, куры и свиньи.
Рядом с палатками камнями были выложены кострища. Над каждым кострищем на железном крюке висело по котелку. Но не были и следа солдат. Если не считать медленных перемещений животных и кудахтанья кур, то лагерь был спокоен.
Тоудспит приложил палец к губам и немного подался назад. Голди последовала за ним, размышляя о животных, птицах, голой земле и о том, как ее пересечь.
— Здесь нет лошадей, — прошептал Тоудспит. — Они, должно быть, дерутся где-то. Нам повезло. Мы сможем обыскать лагерь, прежде чем они вернуться.
— Нам надо быть осторожными, — возразила Голди, — они могли оставить несколько…
Она замолчала. К ним направлялись чьи-то шаги.
— …часовых — шепотом закончила она.
Она распласталась по земле. Рядом лежал Тоудспит. Шаги приближались к ним, решительные и жестокие. Левой, правой, левой, правой, левой, правой. Трава всколыхнулась. Сердце Голди забилось еще сильнее.
ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ, ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ, ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ. На секунду показалось, что часовые пройдут прямо по ним. Но вместо этого они прошли совсем рядом, по краю вытоптанной земли, отмечающей границы лагеря.
Голди лежала еще очень долго после того, как они ушли. Она подвернула ногу и не знала, может ли теперь идти. Но Тоудспит встал и, низко пригнувшись, пересек открытое место и упал на землю, укрывшись под повозкой. Девочке пришлось последовать за ним.
Было что-то странное в том, чтобы пробираться через покинутый лагерь. От костров поднимались струйки дыма, словно они горели совсем недавно. Над котлами вились мухи. Быки били копытами и поворачивали к детям головы.