— Музей все еще слышит нас, — пробормотал Шинью — По крайней мере, спасибо и на этом.
Тоудспит фыркнул.
— Пока. Но что если Протектор не сможет остановить Благословенных Хранителей?
— Она сможет, — сказал Шинью — Она должна.
— А что если нет?
Шинью пожевал губами.
— Представь себе чайник, который вот-вот вскипит. Если ты заткнешь все отверстия и не позволишь пару выходить, то давление будет расти. И в скором времени он взорвется.
— Ты хочешь сказать, что музей взорвется?!
— Не совсем. Но если давление станет слишком большим, то все, что находится по ту сторону Грязных Ворот, вырвется в город. Война. Голод. Чума. Все старое зло. И на этой стороне нет ничего, что могло бы им противостоять. Тысячи умрут. Город падет.
Голди почувствовала, как холодная рука коснулась ее шеи. Она подумала о маме и папе в Доме Покаяния. И о солдатах по ту сторону Ворот, которые маршируют к ним. Девочка вздрогнула.
— В музее никогда не было так много диких и опасных вещей, — сказал Шинью — Но люди Джуэла, такие, как Хранитель Хоуп с ее досками и молотками… Они пытаются прибить жизнь. Они хотят всегда быть в безопасности и счастливыми. Но проблема в том, что так не бывает. Нет счастья без печали. Мир не стоит на месте. Он постоянно движется. От одного к другому. Вперед и назад. Вперед и назад. Как бабочка, раскрывающая и складывающая крылья.
Он говорил, а музыка сплеталась и завивалась вокруг него в такт словам так, что Голди не была даже уверена, кто говорит — человек или арфа.
— Много лет назад, — сказал Шинью, — Ольга Чаволга, херро Дан и я пообещали друг другу. Однажды мы вернем немного дикости в город. Что-то небольшое. Не войну, голод или чуму… Просто свободные кварталы, собак, кошек и птиц. И места для детей, где они могут спрятаться, когда не хотят попадаться взрослым.
Бру одобрительно рыкнул. Морг щелкнула клювом. Шинью убрал руки со струн арфы, а музыка еще несколько секунд играла, окутывая Голди.
— И мы сделаем это, — сказал Шинью, — однажды.
— Если мы выживем, — мрачно пробормотал Тоудспит. — Если город устоит.
Командующий очень долго не отвечал на вызов Протектора. Оскорбительно долго. Когда же он наконец прибыл, то одним шагом вошел в дверь и сел, положив ноги в сапогах на стол.
Протектор вспыхнула от гнева. Она почувствовала, что должна поставить его на место. Но новости от Шинью, пожалуй, были важнее и она пообещала себе, что отложит это на потом. Она хотела остановить Благословенных Хранителей. А затем она вышвырнет его.
— Мне кажется, я говорила тебе, — холодно сказала она, — чтобы в музее Данта не было Хранителей-резидентов.
Командующий самодовольно ухмыльнулся.
— И я честно выполнял твои указания, дорогая сестра.
— Там сейчас Хранители! — зло сказала Проектор. — И они причинят неприятности!
— Он они приходят утром и уходят вечером. Вряд ли их можно назвать резидентами.
Протектор ударила кулаком по столу.
— Не играй словами, брат! Я хочу, чтобы твои люди немедленно ушли из музея!
Командующий откинулся на спинку стула и зевнул:
— Нет.
По коже Протектора пробежали мурашки. Впервые за много лет она вспомнила свой седьмой день рождения. Ее отец, талантливый кузнец, сделал для нее игрушечную собаку. Она заводилась крошечным ключом и бегала за ней, виляя хвостом.
Она полюбила эту собаку с той самой минуты, как увидела. А еще ее полюбил ее брат… И особенно потому, что она принадлежала ей.
Ему было всего пять лет, но ночью он как-то убедил отцы, что собака предназначалась ему. И с неловкими извинениями отец отдал ему желаемое. Через день собака была сломана, а ключик потерян.
По спине Протектора пробежал холодок. Она встала, зная, что должна сделать то, что до этого никогда не делала. А во имя города она должна сделать это быстро.
— Охрана! — крикнула она.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел лейтенант-маршал. У него была прямая спина, а глаза скрывались в тени шляпы.
Протектор кивнула на брата.
— Арестуй его!
Лейтенант-маршал не шелохнулся.
— Ты оглох? — спросила Протектор. — Арестуй его!
Но лейтенант-маршал опять не подчинился. Протектор показалось, что его глаза бегают от нее к Командующему и обратно. По позвоночнику щекотно прокатилась волна страха.
— Что такое? — как можно спокойнее спросила она.
Ее брат медленно поднялся на ноги. Он вздохнул, словно сожалея о том, что ему предстояло сделать. Он положил руку на плечо Протектора.
— В последнее время вы выглядите усталой, ваша милость — пробормотал он. — Семь Богов считают, что вам не повредит хороший долгий отдых…
Посторонние в служебных помещениях
Когда это произошло, Голди спала. Песня арфы убаюкала ее, а она слишком устала, не смотря ни на что. Прислонившись к Шинью, девочка закрыла глаза и погрузилась в сон.
Она была в Муниципалитете Джуэла. В воздухе над ней вились часовые птицы. Голубые, как небо на горизонте. Но вместо сладкого чирикания, которое они должны были издавать, они пищали «Чума-а-а-а! Чума-а-а-а!» Затем они взвились в воздух и упали на пол.
Девочка нагнулась и подобрала одну из них. Глаза птички горели в лихорадке.
— Посторонние в служебных помещениях! — прорычала она.
А затем все вокруг зарычало, и кто-то встряхнул ее.
— Голди! Голди!
Она быстро села. Над ней склонился Тоудспит. Над ним возвышался Бру. Огромный, как медведь и черный, как ночь. И он рычал.
— В служебных помещениях посторРРРРРонние! — снова сказал он голосом, который походил на рокот вулкана на грани извержения.
Шинью уже встал и пристегнул арфу.
— Это, должно быть, Благословенные Хранители! Быстрее! Мы должны…
Но прежде чем он сказал что-либо еще, раздался стон петель, и Грязные Ворота распахнулись.
Голди Шинью и Тоудспит попытались их закрыть. Но хотя с другой стороны никого не было, это им не удалось. Они сопротивлялись как животное, которое, вкусив свободы, не хочет возвращаться в клетку. И только когда на них всем своим весом навалился Бру, они наконец встали на место.
Шинью достал из кармана ключи и закрыл замок.
— Я ведь уже делал это, — пробормотал он. — Я точно делал. Как…
— Как они открылись сам по себе? — шепотом спросила Голди.
По ту сторону ворот высокая трава колыхалась и ходила волнами. Шинью в расстройстве покачал головой.
— Протектор должна начать действовать немедленно. Я говорил ей, насколько все серьезно!
— Мы не можем больше ждать! — прорычал Бру.
— Да, — сказал Шинью, — мы остановим их сами.
Он побежал назад по пыльным комнатам еще быстрее, чем до этого. Перед ним летела Морг, крича:
— Останови-и-и их! Останови-и-и их! — и голос ее был похож на треск ломающихся костей.
Бру отставал от слотерберда всего на несколько секунд. Он бы обогнал их всех, но Шинью крикнул:
— Бру, постой!
Бриззлхаунд замедлился, но только чтобы остальные не отставали.
— Я хочу, чтобы вы не лезли на глаза, — на бегу говорил Шинью. — Я сам со всем разберусь.
— Нет! — сказала Голди.
— Мы идем вместе, — поддержал ее Тоудспит.
— Дети пРРРРРавы, Шинью, — рыкнул Бру. — Хранители играют с жизнями всех горожан. Я буду ТРЯСТИ их как кРРРРыс. Они не заслужили лучшего.
Шинью покачал головой.
— Тоудспита и Голди не должны видеть. И им лучше не знать, что в музее есть бриззлхаунд.
Они спорили всю дорогу, но Шинью так и не передумал. И потому, прежде чем они прошли в дверь «для служащих», дети спрятались за тумбочками. Они взяли с собой Морг и Бру, хотя бриззлхаунд трясся и рычал от желания защитить служебные помещения от посторонних.