Она пыталась выдохнуть. Пыталась найти в себе силы покинуть его. Она не хотела отпускать Табера, не хотела давать ему шанс передумать и оставить ее изнывающей от желания.
— Не хочу думать об этом, — Рони не смотрела на него, она и сама была напугана тем, что вот-вот начнет его умолять. — Я хочу тебя сейчас, Табер.
— Пара часов ничего не изменит, — его голос стал твердым, грубым. — Иди. Пока я не потерял контроль.
Она медленно вышла из грузовика и обернулась к нему.
— Ты вернешься? Точно?
— О, я вернусь, — сказал Табер мягко. — Может, мы оба потом и пожалеем, но я вернусь.
Она закрыла дверь, отступив, чтобы он смог уехать. У нее был целый день, чтобы подумать о грядущей ночи.
Но ночь пришла, а Табер нет. На следующее утро Дайэн, его брат, приехал и привез то, что разрушило все ее мечты. Письмо, которое ей прислал Табер, разбило вдребезги ее сердце.
Ты еще ребенок, Рони. А я мужчина. Взрослый мужчина, которому нужны женщины, чтобы удовлетворить свои желания. Женщины постарше, знающие, что мне нужно, а не маленькая наивная девственница. Возвращайся домой. Ты просто маленькая девочка, которая играет с тем, что ей — и мы оба это знаем — не под силу. И я думаю, что нам пора закончить с нашей дружбой. Я устал тебя спасать. Меня тошнит от того, что ты постоянно зовешь меня на помощь. Учись защищать себя сама, становись взрослой. Я понятия не имею, как воспитывать детей, и не намерен начинать с тебя.
Табер.
Рони вернулась домой, к страхам, к тишине и к желанию, которое стало почти болезненным. И к злости. На себя и на Табера одновременно. Маленькая девочка. Эти слова преследовали ее.
Может, он никогда ее и не трахнет, но он убедится, что она стала взрослой.
И однажды, поклялась она, он за все заплатит.
Глава 1
Пятнадцать месяцев спустя
— Если вы обратите внимание на маленькую отметину на ее шее, то увидите как раз то, что называют любовной меткой, — репортер указал на похожее на синяк пятнышко на коже Меринас Лайонс, точнее, на ее фото — там, где шея переходила в плечо. — У нас пока нет официального подтверждения, но говорят, что это метка «пары». Это инстинктивное подтверждение связи между представителем Кошачьей породы, Кэлланом Лайонсом, и его женой. Оно включает метку, сперму и основанный на слюне гормон, который обычно действует на женщин, как афродизиак. Породы отрицают это, но лабораторные отчеты, наоборот, подтверждают.
Рони была в шоке. Она стояла рядом с отцом и смотрела репортаж. Кровь отлила от ее лица, когда взгляд наткнулся на метку, обозначенную на фото. Конечно, можно было сказать, что это просто засос, но фото делались в течение трех месяцев, и на каждом пятно имело одинаковую форму. Отчеты говорили, что оно никогда не исчезнет.
Рука Рони протянулась к плечу, прикрывая ее собственную, такую же, как и у жены Кэллана, отметку.
— Ну и нахрена ты трахнулась с этим психом? — шипел ее отец, расхаживая по комнате. Ярость кипела в каждом его движении.
Реджинальд Эндрюс не был крупным, мускулистым и высоким, как Табер, но силы его гнева оказалось достаточно, чтобы Рони передернулась при воспоминании о побоях. Она теперь взрослая. Конечно же, теперь она не потерпит ничего подобного. Но ей ни за что не удастся справиться со своим страхом перед ним. Со своим страхом и своей ненавистью.
— Иди-ка ты туда, откуда пришел, — сказала она резко, не отрывая взгляда от телеэкрана. — Они все ошибаются.
Она прекрасно выжила без Табера, хоть он и оставил на ней метку, хоть и разрушил ее мечты. Она прекрасно пережила все эти угрозы и нападения отцовских кредиторов, она прекрасно выжила одна. Она сможет пройти и через это тоже.
— Думаешь, ты сможешь меня обмануть? — выплюнул он, подойдя к Рони. Дернул ее за руку, так, чтобы смотреть прямо ей в глаза своими водянистыми, потемневшими от ярости глазами. — Ты смотришь в зеркало так часто, Рони. Разглядываешь свою отвратительную метку? Или смотришь на нее, чтобы вспомнить, как раздвинула ноги перед животным?
Рони с подозрением посмотрела на отца. Ему было все равно, что с ней и как, это она точно знала. И Рони очень сомневалась, что его действительно волнует, с кем она занималась сексом, а это значило, что за его гневом стоит что-то большее, нежели отцовская забота или личное оскорбление.
— Руки от меня убери, понял? Иначе я позвоню твоему последнему работодателю и скажу ему, где, к чертовой матери, ты находишься. — Она говорила ровным голосом, но внутри у нее все бурлило от отвращения и гнева.