— Сучка, — шепчет Андрей, покусывая ей ухо. — Сучка моя.
Голос его трепещет, как сыплющиеся с веток искры.
— Сучка, — весело повторяет Лилечка вслед за ним, прислушиваясь к слову.
Странно слышать его от благовоспитанного Андрея. Кто бы мог подумать, что оно может прозвучать так нежно. Трогательно так.
— Конечно, я сучка. Да. Тебе нравится?
Когда они перебираются из постели в кресла — покурить, потягивая вино, — с Андреем случается то, чего раньше не бывало. Он делается печален. Становится к окну, обмотавшись полотенцем, выдувает струйку сигаретного дыма в открытую форточку. Лилечка рассматривает его с рассеянной улыбкой. Совсем неспортивная фигура. Крепкий, но фигура неспортивная. Ему бы сбросить кило пять. Рассматривает — и смакует новое чувство близости. Необжитое, с пылу с жару. Вот эти его плечи, и островком заросшая грудь, и живот батончиком, и широкие костистые колени, — все только что стало родным.
Нет, Лиля. Врастать не нужно было. Несбыточно…
И, будто откликаясь на Лилечкины мысли, Андрей говорит, глядя в окно:
— У меня накануне отъезда раздрай в семье приключился… На пустом месте. Не знаю… может, Таня что-то заподозрила.
Тушит окурок в пепельнице, потом смахивает в нее рассыпавшийся пепел. Прикуривает вторую подряд.
— Таня сложный человек. Импульсивный. Забрала ребенка, ушла к маме. У нас девочка, девять лет… Не знаю, что меня ждет, когда вернусь. Если вправду разузнала про нас — скорей всего развод. Или ужас на всю оставшуюся жизнь… посмотрим…
Говорит медленно, затягиваясь между фразами. И по тому, как свободно Андрей смешивает компоненты двойной жизни, Лилечка догадывается: все кончено. Что бы ни поджидало Андрея дома, с Лилечкой он решил закругляться.
— Несбыточно, — напоминает она себе.
— Что? Не расслышал.
— Ничего, Андрюша. Давай выпьем и пойдем в постель.
Но ему нужно выплеснуть: давит.
— У нас с ней непростые времена. Была любовь. Непростая история, Таня бросила жениха. Она моложе меня… это так, к слову. Ушла из театра, перебралась в провинцию. Ей в Воронеже тоскливо. Нервы…
И дальше — уточняет, дорисовывает бурную историю Татьяны, закончившуюся побегом от выгодного столичного жениха в вечный воронежский штиль.
— С моей стороны будет свинством бросить ее после всего, с ребенком. Я так не могу.
Вино они допивают в малиновом полумраке. В окне поселяется закат. В густую тишину вплетается гул пылесоса и редкие вороньи крики. Андрей встает, идет к вешалке, быстро возвращается.
— Вот. Это тебе.
Кладет на столик перед ней коробку с серебряным колечком. Больше не смотрит в глаза. Делает много лишних движений, прежде чем добраться до главного.
Колечко великовато. Надев его, Лилечка сгибает пальцы, чтобы это не бросалось в глаза.
— Спасибо. Оно замечательное.
— Можно, я тебе денег оставлю? — бормочет он. — Билеты, все такое…
— Перестань, Андрюша. И я очень хочу с тобой в постель. Как никогда.
— Я на ночь не могу остаться. Прости. Возвращаюсь ночным поездом.
Лилечка внимательно следит за тем, как он одевается — точнее, за самой одеждой. Брюки, майка, носки. В институте вот так же, не отрываясь, следила за инструментом, когда впервые пришла на вскрытие.
Андрей почти одет. Глядя на его пальто, ожидающее своей очереди на опустевшей вешалке, Лилечка представляет, как эта обшарпанная, с фанерными латками, дверь закроется за ним… шагов не будет, шаги украдет ковровая дорожка. Она выпархивает из кресла.
— Подожди. Я тебя провожу.
Шершавая ткань пальто, под которой ходит его рука, запах табака, оттененный легким морозцем, равномерный поскрип снега, вечерняя улица. На перекрестке Лилечка останавливается.
— Все. Иди.
— Еще можно, если хочешь.
— Нет. Ты иди, только не оглядывайся. Я буду смотреть. Хочу тебя запомнить.
Здесь подходящие декорации: широкий провал перекрестка, свет витрин. Будет удачно сочетаться с березовой аллеей в пансионате, по которой они гуляли в начале.
Поцелуй прохладен.
Спина Андрея удаляется, время от времени теряясь в пешеходной толчее, выныривая снова, пока, наконец, чей-то силуэт, ничем не примечательный, спешно пролистанный, как все остальные, не закрывает его от Лилечки насовсем — и ее растерянный взгляд возвращается к этому, последнему, распознает в нем студента в полосатом шарфике, с наушниками в ушах, с торчащими из кармана перчатками — и, кажется, надеется разглядеть в нем отблески Андрея.