Наконец Бадаев решительно сказал:
— На сегодня хватит! — Он не спал уже третьи сутки и держался на ногах исключительно неимоверным усилием воли.
Яков Федорович понимающе кивнул:
— Отдыхайте, командир, уже второй час ночи. На рассвете у вас снова будут люди.
— Кто? — не сдержал любопытства Бадаев.
— Увидите… Ведь еще не решен окончательно вопрос о дислокации отряда. Катакомбы-то большие. Вот придет их знаток, и вместе подумаем, как устроиться поудобнее.
Бадаев улыбнулся определению своего заместителя. В его устах «удобство» приобретало совсем иной оттенок: удобнее для того, чтобы эффективнее бить врага.
Васин ушел, а Бадаев лег на диван. Он думал о семье — жене и троих детях, оставшихся там, в Москве. Понятия «Москва» и «семья» слились в его сознании в единое целое, что было тождественно понятию «самое дорогое, самое святое в жизни»…
Командир уснул и, как ему показалось, тут же проснулся. Однако за окном уже маячил рассвет. В дверь громко стучали.
В комнату вошли коренастый бородач с колючими глазами и Константин Николаевич Зелинский.
— Клименко Иван Никитович, — отрекомендовал незнакомца Зелинский. — Старый коммунист, участник гражданской, наш главный минер и по совместительству— завхоз. И катакомбы знает…
— Не захвали, Николаевич, — прогудел старик.
Бадаев вскочил бодрый, свежий, словно не три всего, а двадцать три часа кряду отдыхал. Клименко внимательно посмотрел на командира. Видно было, что старика не смутила молодость Бадаева, что ему понравились его живость и спортивность.
— Иван Никитович будет нашим первым проводником в катакомбы, — сказал Зелинский. — Он рекомендует осмотреть сначала те, что находятся в районе сел Нерубайское, Усатово, Куяльник.
— Далековато от города… — задумчиво протянул Бадаев.
— Зато именно в этом районе много выходов на поверхность. А если пошукать, то найдутся пути и в город. Нерубайские катакомбы были когда-то связаны под землей с самой Одессой, — успокоил его Клименко.
— А в других районах? — спросил командир.
— Есть и в других недурные схованки. Например, Дальницкие катакомбы. Но боюсь, что эти катакомбы не связаны с городом. Они имеют мало выходов. К тому же эти выходы многим известны и заметны постороннему глазу.
— Значит, Нерубайское…. А карта есть?
— Карта… — протянул старик. — А кто его знает, чи есть она, чи нету. Говорят, была, да очень старая и неверная.
— Где, у кого? — оживился Бадаев.
— Мы как раз этим и занимаемся, — сказал Зелинский. — Ищем. А вот найдем ли…
— Надо найти, — твердо сказал командир. — Может пригодиться. — А сейчас поехали в Нерубайское…
Утро встретило их свежестью красок и неугомонной трескотней птиц. Заря — яркая, словно умытая, — стояла во все небо. Солнце вот-вот должно было взойти, и радужный мир трепетал от восторга перед своим божеством. Но вдруг эту гармонию нарушил гул, совершенно несовместимый со звуками прекрасного утра.
— Стервятники, черти их несут… — сердито заметил старый Клименко. — Снова бомбить…
И сразу мир словно потускнел, стерлись краски. Бадаев заспешил:
— Пора!
Ехали быстро, но с оглядкой. Понимали, что могут угодить под бомбежку. Спустившись к Фоминой Балке, машина остановилась: отсюда надо было идти пешком.
Шли недолго, через сельское кладбище, пустырь, спустились в небольшой овражек. Вдруг Клименко исчез, словно провалился сквозь землю. Бадаев в замешательстве остановился.
— Тута я! — высунул голову из-за небольшого выступа старик. И только подойдя к нему совсем близко, Бадаев увидел небольшую дыру в отвесе овражка. Это была даже не дыра, а узенькая щель, куда едва мог протиснуться взрослый человек. Он полез вслед за проводником и сразу же остановился. После яркого света он ничего не видел перед собой.
— Ничего, зараз пообвыкнешь, — сказал Иван Никитович.
Предусмотрительный Зелинский уже зажигал шахтерскую лампу, которая осветила расширяющееся вширь и вверх пространство. В нос Бадаеву ударили сырость и застоявшийся, спертый воздух. Да, нелегко будет жить здесь, да и отсутствие солнечного света губительно скажется на здоровье людей. А значит, и на их боеспособности. «Надо будет особое внимание уделить санитарии и гигиене в отряде, иначе не враг нас побьет, а болезни», — подумал Бадаев. И словно в ответ на его мысли Зелинский сказал:
— Врач у нас будет. Медикаментов запасли достаточно, и медицинские сестры есть уже. Помните их?