— На все, — уверенно, без тени эмоций произнес загорелый мужчина, расслабленно сидя на неудобном на вид стуле.
Помимо него, за столом остался лишь один не спасовавший игрок, который теперь казался несколько обескураженным и удивленным. Он никак не мог разобрать, блефует этот смельчак или же уверен, что комбинация его карт сильнее.
— Давай, Стив, покажи этому выскочке! — в раже выкрикнул один из зрителей.
Стив самоуверенно ухмыльнулся, решив, что посылы, по которым соперник продолжил игру, не столь важны. После обмена карт удача улыбнулась ему, он собрал фул-хаус, что в дро-покере весьма и весьма непросто. Он очень сомневался, что незнакомцу повезло больше, поэтому без особых раздумий ответил на ставку:
— Принимаю.
Внимательно следившие за игрой, коих было немало, замерли, затаив дыхание. Стив по праву слыл лучшим игроком этого города, не такого уж и маленького.
— Вскрываем карты, — объявил назначенный дилер.
В помещении воцарилась абсолютная тишина, даже пришедшие в трактир за очередной порцией выпивки с любопытством повернули головы в сторону стола, ожидая развязки.
Первым открывался Стив, он медленно, предвкушая эйфорию от выигрыша и ликование толпы, перевернул карты одну за другой — два валета и три пятерки.
— Фул-хаус, — огласил дилер, оповещая присутствующих.
По залу пронесся одобрительный гул, ни у кого не осталось сомнений в очередной победе Стива. Загорелый мужчина лениво окинул взглядом комнату, отметив снисходительные, изредка сожалеющие ухмылки зрителей и зевак, сочувствующую улыбку дилера и победный, ликующий взгляд Стива. На пару секунд он, казалось, замешкался, не решаясь сразу вскрыть карты, тем самым подливая масло в огонь накалившейся обстановки. Затем самый уголок его рта на секунду дернулся, но тут же занял прежнее положение, и мужчина, намеренно растягивая время, принялся медленно, по одной, переворачивать свои карты.
Семерка пик.
Пятерка пик.
Восьмерка пик.
По залу прошелся взволнованный шепот.
Четверка пик.
Присутствующие неверящим взглядом уставились на карточный стол.
Прежде чем открыть последнюю карту, мужчина взглянул прямо в глаза своему сопернику. И увидел застывшие в них неверие, удивление и — злость. Конечно, никто не любит проигрывать. Мужчина, не торопясь и не прерывая зрительного контакта, перевернул последнюю карту.
Шестерка пик.
— Стрит-флеш, — отрешенно пробормотал дилер.
Несколько мгновений во всем трактире не было ни звука. Слишком неожиданной была эта победа. А затем началось какое-то безумство. Со всех сторон раздавались крики тех, кто был рад за победителя, и тех, кто явно не остался доволен исходом игры. Первые тут же облепили со всех сторон стол, стараясь протиснуться как можно ближе, чтобы поздравить счастливчика и, набившись ему в друзья, заполучить дармовой виски. Остальные же недовольно бурчали, в их речи то и дело проскальзывали такие слова как «шулер», «выскочка», «везучий сукин сын», многие не скупились на словцо и покрепче.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Стив, словно выйдя из транса, отвел завороженный взгляд от карт, точно очнувшись. Он озлобленно уставился на сидящего напротив мужчину, все еще не в силах понять, как тому удалось собрать такую сильную комбинацию. Стив до последней секунды был уверен, что этот незнакомец, недавно появившийся в их городе и сыскавший себе в игорных клубах средней руки славу, блефует, чтобы «выбить» его из банка и сорвать куш.
Надо отдать Стиву должное, несмотря на такой проигрыш, он сумел-таки сохранить достоинство, сдержав себя в руках. Хоть скулы его и были напряжены, а бровь подрагивала, за пистолет он хвататься не стал, прекрасно ведая о святости карточного долга. Он просто поднялся из-за стола, с грохотом отодвинул тяжелый стул и, бросив последний взгляд на своего противника, что на этот раз сделал его, вышел из трактира.
Один из пожилых мужчин, сидевший у бара в нахлобученной по-техасски ковбойской шляпе, громко выкрикнул:
— И как же зовут того, кто сегодня угощает нас выпивкой?
Триумфатор вечера без всякой жеманности обернулся и коротко бросил:
— Эдвард Мейсен.
После чего умелым движением руки подхватил деньги, составлявшие немалый банк, и, на глаз отделив половину, кинул банкноты на стол, сопроводив словами:
— Всем лучшего виски: в мою честь и за мой счет.
Громкий свист и гул сотрясли трактир, присутствующие, жаждая бесплатной выпивки, наперебой бросились к стойке, где бармен уже вовсю звенел бутылками. Победитель же, отлично понимая, что денег он оставил с лихвой — их хватит и на все три стакана каждому — под шум ничего не видящей вокруг себя толпы размашистыми шагами вышел из заведения, не дожидаясь хвалебных речей в свою честь.
Пустынная улица, освещаемая лишь тусклым фонарем, встретила его прохладным дыханием вечера, что блаженно остужало разгоряченную плоть. Прислонившись ко входу в трактир, Эдвард ловко достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и с наслаждением закурил, с жадностью вбирая дым и пропуская его глубоко через легкие. Игра все так же увлекала его, но уже давно не было триумфа от победы, азарта в процессе и заинтересованности в сопернике. Одна лишь предрешенная пустота, прикрытая высокими ставками, алчными противниками и благодарностью за щедрость в угощении зрителей и случайных зевак.
Он инстинктивно потушил сигарету, когда та стала обжигать пальцы, и прошел за угол, где недавно оставил свой автомобиль.
Не успел он завернуть, как на миг сверкнувшее в свете одинокого фонаря лезвие оказалось приставленным к его горлу. Нападавший чуть усилил нажим, и металл опасно продавил кожу, стало тут же понятно, что шутить с ним не намерены. Мужчина было медленно вывел руку к карману, намереваясь выхватить кольт, но, предвосхищая его действия, обладатель ножа со злой усмешкой предупредил:
— Даже не пытайся, Эдвард Мейсен.
Этот женский голос, в котором сейчас сквозила неприкрытая злоба, определенно был знаком ему. Мужчина попытался дернуться, но добился лишь того, что нож оказался сильнее прежнего прижат к коже.
— Не стоит дергаться, — обманчиво мягко протянула она, склоняясь вперед так, что пара прядей длинных волос оказалась в пределах его видимости.
— А ты повадок не меняешь, я смотрю. Все также широким жестом без счета бросаешь деньги, а сам не остаешься праздновать победу, — словно размышляя вслух, поведала ему она, печально ухмыльнувшись. — Неужто отмечать нечестную победу не позволяет совесть?
— Я победил честно, — бесстрастно произнес Эдвард, силясь вспомнить ее имя. — …Изабелла. Если следила за игрой, не могла не понять.
— Сейчас? — переспросила Изабелла, недоумевая, неужели он и правда не понимает, о чем она. Но и он, и она знали, что ответа девушка и не ждет. — Сейчас… честно, — уверенно подтвердила она и твердо, ожесточенно добавила: — Но не тогда.
— Сколько времени прошло? — невзначай поинтересовался он, намекая на то, что это дела давно минувших дней, а застоявшееся прошлое должно оставаться в прошлом.
— Два года, два чертовых года, — резко ответила она. — Я искала тебя весь год тогда, но тебя и след простыл. И вот еще спустя год я случайно узнаю, что ты будешь здесь. Это мой шанс, Эдвард Мейсен.
— Твой шанс на что?
— На признание проигрыша. Ты смухлевал, ковбой, — процедила она, все еще не отпуская ножа.
— Ты не смогла уследить за картами, что только подтверждает, что тебе было не место за тем столом. Не женский это спорт, признай, — осознавая, что она не собирается резать его, а просто мухлюет, так же, как и он тогда, расслабленно произнес Эдвард, и, воспользовавшись тем, что девушка утратила бдительность, резко отвел руку с ножом от своего горла и, развернувшись, припечатал Изабеллу корпусом к стене питейного заведения. В свете фонаря на ее лице мужчина заметил испуг, очевидно, такая смена позиций отнюдь не входила в ее планы. Нагнувшись к ней непозволительно близко, Эдвард одной рукой отвел волосы от ее уха и, проведя носом в миллиметре от ее прядей, пылко прошептал: