Это была его четвертая ходка в столицу, но пока малейших финансовых просветов не предвиделось. Разбогатеть не получалось. Бывший лейтенант Кушко вложил в товар все сбережения и занял еще столько же у друзей.
Началось с того, что старший товарищ Паша Коваленко предложил взять куртки «под „Адидас“», прочее – по мелочи. Якобы на таких куртках кто-то оптом загреб сразу аж штуку долларов. Из плотной вязанки, которую Се-рега, надрываясь, припер из Москвы, удалось продать всего три курточки. Остальное, по великой доброте, согласился забрать какой-то ларечник-южанин.
В процессе следующей поездки в Москву случилась неприятность. Вальяжные молодцы в спортивном низе и строгом верхе остановили Сергея и двоих его приятелей на полпути между рынком «Лужники» и станцией метро.
– Как торговля, землячки? – косо глянув на набитые сумки, заговорил приземистый, бритый, с ключами в руке. С этой связкой ключей он постоянно что-то делал, крутил, вертел, будто нарочно притягивая туда внимание.
– Ребята, мы офицеры, с севера, семьи кормим, – примирительно забубнил капитан Коваленко. – Мы уже платили…
– Пароль помним? – вяло осведомился второй бандит, шире и крепче первого. Лицами они почти не отличались, только второй катал в зубах зубочистку.
– Какой еще пароль? – оторопел Кушко.
– Кажись, «помидор», – без энтузиазма предположил второй приятель Сергея, прапорщик из медслужбы.
– Кажись, ты считаешь, что мы дураки? – Физиономия с зубочисткой сфокусировала на прапорщике выпуклые рыбьи глаза. – «Помидор» был две недели назад. Делиться надо, уважаемый.
– Или возьмем все, что найдем, – с теплотой в голосе добавил третий налетчик. – Я ведь могу и поискать.
Сергей быстро огляделся. Шумная толпа осталась в стороне. Каким-то невероятным образом они оказались втроем приперты к стене в тихом углу, между помойкой и забором. С другой стороны, их было трое, крепких мужиков, и рэкетиров тоже трое. Поровну.
– Не суйся, – одними губами произнес старший товарищ, куда более опытный в переговорах. Для верности Паша Коваленко придержал Сергея за локоть.
В эту секунду лейтенант понял, что честной драки не предвидится. Эти трое, в дурацких пиджаках, нейлоновых тренировочных и шиповках, понятия не имели о честном поединке. Как пить дать, поблизости ошивались их дружки. С ножами, а то и чем похуже. Кроме того, северяне тащили каждый по две громадных сумки, бросить которые означало полное разорение…
– Сколько? – убито спросил прапорщик.
– А это мы посчитаем, – оживился вдруг третий бритоголовый и зачем-то затыкал пальцами в калькулятор. – Верно, мужчины, зачем вам проблемы? Заплатите пошлину, мы вам скажем пароль на сегодня, и никто вас тут не тронет…
Пароль потянул на месячную зарплату лейтенанта. Капитан Коваленко, как старший в тройке, заплатил за всех. После чего, не сговариваясь, горе-бизнесмены повернули обратно, на рынок, докупать товар на оставшиеся деньги…
– Это как повезет, – уже в поезде, откупоривая водку, откровенничал Паша. – Могли вообще все отнять, а могли на ментов нарваться. С теми будешь спорить – в «обезьянник» засунут и почки отобьют…
С бравым капитаном Сергей познакомился еще пока служил, в бильярдной Дома офицеров. За год до того Коваленко еще гордо носил майорские звезды. Но звезды отняли и лишили права ношения оружия. Дело было так. Свежим морозным утром Паша заступил дежурным по части. Прогуливался вдоль забора, встретил кого-то из крупных начальников, остановились поболтать. Россыпью алмазов лучился снег. Загадочно гудели в синеве провода. Прихотливым узором искрился иней на мотках колючей проволоки. В двухстах метрах двое узбеков, путаясь в шинелях, деловито перелезали через забор.
– Почему вы стоите, майор? – воскликнул пузатый собеседник. – Задержите их немедленно!
Паша оценил дистанцию, примерил на себя глубину снега. Если бы он бросился догонять, над сугробами торчала бы только шапка.
– Я что, больной, по снегу ползать? – спросил Коваленко и полез в кобуру.
Дважды пальнул в воздух, поверх голов. Солдатики залегли.
– Э-э, начальник, не стреляй, сдаемся!..
Вместо благодарности майора сняли с наряда. Он расстроился, принялся пить не только на дежурствах, но и после. Неожиданно Паши недосчитались на боевом посту. Вечером командир ехал с объекта на «уазике», заметил торчащие из канавы сапоги. Храпящего бесчувственного майора извлекли из сугроба. Собрался суд чести.
– Вы перешли всякие границы, – взял слово замполит. – Я вам уже восемь лет это повторяю…
– Я оступился! – твердил Коваленко.
– А кто затеял в пьяном виде перестрелку?
– А кто в нетрезвом виде на катере пирс пробил?
– А кто куриц по лесу раскидал?
Мнения на суде чести разделились. Наиболее ярые предлагали уволить без пенсии. Тогда поднялся Пашин руководитель, человек опытный и выпить также не дурак.
– Поступим, товарищи, как поступали славные офицеры русской армии, – веско произнес он. – В какую сторону лежал майор Коваленко, когда его нашли? Лицом к службе или ногами?
Собрание загалдело.
– Ведь что получается, страшную ошибку можем совершить! Боевой офицер, в тяжелом состоянии, так сказать, превозмогая себя… Он хотел, стремился выйти на дежурство. Ну, не дошел. Ну, не смог. Но пытался…
Настроение суда изменилось. Сам командир припомнил, якобы было что-то в Пашиной позе ползучее, целеустремленное. Постановили строгий выговор.
И этот вот человек, прошедший непростой воинский путь, одним из первых ринулся в сырую кооперацию. И поманил за собой других.
– Серега, далась те эта академия? – бурчал Паша, загоняя очередной дуплет. – Вон, Семеныч, на что умный, три раза пытался. В Москве и без нас академиков, как собак… Семерка в угол… Смотри, лейтенант! Мы по пятнадцать лет без ротации тут гнием, и ты никуда не денешься. Забудь про столицу, там своих сынков хватает.
– Боевые офицеры «Адидасом» торгуют, – зло вставил второй игрок. – До чего дожили?! Вали отсюда, лейтенант, пока детишками не оброс.
– Братцы, – растерялся Сергей. – Как же без Академии, хочется в генералы…
– А те зачем?
– Как зачем? Проявить себя чтоб, достичь чтоб, не зря чтоб прожить…
– Серега, а может, это… шерше по фамам? Может, у тя с женой нескладухи, а?
– Я… нет. Я люблю ее.
– Ты, Серега, перспективу потерял. – Коваленко отечески похлопал по спине, дохнул перегаром. – Ты пузырь захвати и давай ко мне. «Адидас» перетрем и перспективу…
Глава 10 МЕЛАНЖ-АРТ
Случилось то, чего Настя никак не могла ожидать, даже в самом кошмарном сне. Ее едва не срезали на третьем туре. А ведь третий тур – это самое важное. Какое значение имеет письменный русский, количество диоптрий или даже удачная пантомима, если по основному предмету ты летишь, и летишь с треском, как громадная фанера над известным городом?
Гражданка Порываева, избалованная вниманием соседей и друзей, гордо выехала на своем стальном чуде перед матерыми цирковыми волками. Выкатилась, чтобы навсегда распрощаться с мечтой.
– Это что, велосипед? – с тихой брезгливостью спросил коротконосый экзаменатор, моментально погасив весь ее гонор.
– Ну, ничего, пусть покатается, – разрешил мужчина с седой львиной шевелюрой и протяжно зевнул в кулачок.
Некоторое время в девочке боролись два желания. Первым желанием было бросить все, немедленно удрать и кинуться в Днепр. Вторым, столь же рациональным желанием было поднять велосипед за седло и шмякнуть человека-льва по башке. Чтобы прекратил зевать.
Но она удержалась. Непостижимым образом сумела не заплакать.
– Какой у вас проходной? – спросил длинноносый профессор, после того как Настя откатала свое примитивное выступление. – Оценки за школьные экзамены какие?
– Обе пятерки.
– Хм… и сочинение? Вот как. – Длинноносый быстро переглянулся с коротконосым, затем они вместе посмотрели на женщину во главе парчового стола.
Абитуриентка дышала, как пробитый паровозный котел. Что забавно – ухитрилась не выронить ни один из своих волшебных предметов и только раз коснулась ногой земли, когда задирала переднее колесо, крутясь на заднем, маленьком. Настя на них так разозлилась, что почти не нервничала.
А может, они именно этого и добивались?
– Вам знакомо понятие «меланж-арт»? – осведомился «лев». – Нет? Это именно то, чем вы пытаетесь заниматься. «Меланж-арт» – это набор трюков из разных жанров, никак не связанных между собой. До второй мировой было несколько артистов, которым это блестяще удавалось. Но это были всесторонне талантливые люди. Я подчеркиваю – все-сто-рон-не! Если вы беретесь повторять чужие опыты, то хотя бы подражание доведите до совершенства…
– Позвольте, коллега, – вмешался коротконосый. – Согласитесь, прежде всего, мы видели неплохую фигурную езду…
– И попытки силовых трюков, – ядовито вставил «лев».
– А знаете, я сразу вспомнила Шабаева, – мечтательно перебила главная дама. – Ведь он первый, кажется, балансировал на лбу перш с партнершей и кружил при этом на велосипеде?
– Надо делать что-то одно, но на «отлично», – уперся мужчина с гривой. – Если нет эффектного жон-гляжа, то лучше его не добавлять… Девушка, кто с вами занимался?
Экзаменаторы продолжали спорить между собой. Казалось, они напрочь потеряли интерес к абитуриентке.
– Координация слабая…
– Уровень школьной самодеятельности…
– Допустим, вы правы. Допустим из этого что-то можно сделать, – тряс гривой «лев». – Скажем, копф-штейн при такой качке исключен…
– Скажем, для начала стоит посадить в седло парня, а не девушку, – ядовито заметила спортивного вида дама, задрапированная в пестрый платок. До того дама помалкивала. Но когда открыла рот, все притихли.
– Зинаида Аркадьевна, вы хотите сказать, что номер может быть принят как базовый? – спросила главная дама.
– Я хочу сказать, что не стоит забывать, где мы находимся. Это прием, а не выпускной, – сухо произнесла спортсменка в платке. – На мой взгляд, баланс в ручной стойке вполне возможен, и стойка в раскачке… но надо работать. А не рассуждать.
…Когда на стенде вывесили оценки по профилирующему предмету, Настя все равно не сомневалась, что там, по крайней мере, четверка. Но там красовался зловещий «трояк». Как приговор, как шмяк молотком по темечку, как крушение всех надежд.
Спас пресловутый «средний балл». Отличные оценки по школьным предметам и четверки в первых турах вытянули требуемое «очко». Двадцать один балл, знак судьбы, число удачи.
– Приняли! Приняли! Аааа! – Всю обратную дорогу тетки танцевали попурри из клезмира, джиги и казацких плясок.
– Вот так, Порываевы – это вам не фунт изюма! – неизвестно кому грозил слегка нетрезвый папа.
– Дело слишком серьезное, чтобы в такой день работать! – постановил дядя Миша, запер гараж и принялся угощать всех проходящих изумительным самогоном.
– Ну… я все сделала, что могла… – туманно выразилась мама. Было непонятно, то ли она сделала все, чтобы преградить ребенку путь на арену, то ли наоборот.
Когда родичи побывали в общежитии, где дочери предстояло провести четыре года, энтузиазма у них поубавилось.
– Звонить ежедневно. Мыть руки до и после. Ни с кем особо тут! – категорически распоряжались взрослые Порываевы. – Посуду отдельно. Конспекты беречь, все записывать. Питаться горячим. На соседей мы еще посмотрим.
Соседями по этажу оказались люди замечательные. Не рассказать о них – значит, и на километр не приблизиться к истинной атмосфере заведения. Во-первых, с первого дня каждый занимался тем, что придумывал свой коронный номер. По коридорам день и ночь метались жонглеры, они подбрасывали все, что можно подбросить. В кухнях, помешивая жидкие бульоны, состязались эстрадники. Будущие клоуны беспощадно преследовали соседей даже в туалетах. В холле второго этажа среди ночи строили акробатическую пирамиду. С третьего этажа зимой и летом доносились душераздирающие стоны – это упражнялся духовой оркестр.
Любимый всеми фокусник непрерывно воровал и возвращал самые нужные предметы. Он не признавался, кто научил его так ловко извлекать кошельки из карманов, но соседи по этажу и так догадывались. С ростом мастерства объем похищенного возрастал. Стали исчезать полные бутылки и блюда с салатом, прямо во время вечеринок. Ненормальные эксцентрики и ребята из силового шоу на ходулях подкрадывались к окнам женских комнат второго этажа и делали ласковое «ку-ку»…
Скучно там не было. Ни дня.
– Эквилибристика… как вы это понимаете? – спортивная Зинаида Аркадьевна перемещалась по аудитории стремительно, успевать за ее мыслями могла лишь стенографистка со стажем. – Это цирковой жанр, исторически сложившаяся группа номеров, эстетически близких между собой… Порываева, что является главным в нашем жанре?
– А… эээ… равновесие!
– Однозначно. Пишем, пишем, чего вы уставились на меня? Главным признаком жанра является сохранение исполнителем равновесия при неустойчивом положении тела… Что я от вас хочу? – неистовая Зинаида куталась в платок, щелкала пальцами от переизбытка эмоций. Теория ее невероятно утомляла. – Я хочу, чтобы вы не отделяли цирк от жизни, от истории. Корни любого жанра родились из культовых обрядов, из ремесленных навыков… Все, чем мы занимаемся, основная линейка номеров – имела когда-то прикладное значение. Порываева, перечислите нам основные жанры.
– Гимнастика, дрессура, эквилибр, иллюзия, клоунада, акробатика, жонглирование…
– Плохо. Забыли атлетику. – Зинаида всегда оценивала ответы студентов словом «плохо». Особенно пристрастно она относилась к тем, кого ей пришлось «защищать» на вступительных. – Итак, идем дальше… В эквилибристике мы можем отметить более десяти жанровых разновидностей. В акробатике – их больше тридцати… Что вы уставились на меня? Писать не умеете?!
Часто говорят, что первый год учебы в любом заведении – полон кошмаров. Для Насти год пролетел легкой тенью, веером порхающих бабочек. Здесь не встречалось неинтересных занятий или неинтересных людей. Здесь встречалось множество людей больных, в лучшем смысле этого слова. Лекции читали мастера, которым в свое время рукоплескали Париж, Токио и Лондон. Со второго семестра начались мастер-классы, и пот полился рекой. Внезапно оказалось, что слабые стороны студентки Порываевой можно обернуть в сильные.
Ее внешняя фактура не вписывалась в рамки – и это было хорошо.
Ее наивная улыбка и чересчур открытая, оглушительно-открытая манера поведения уже не раздражали педагогов, потому что… потому что, как можно копить раздражение на тучи или на дождь? Это явление, против которого бесполезно восставать. Против явления под именем «Настя Порываева» восставать тоже оказалось бесполезно. Кому-то было трудно. Кто-то уставал, злился на себя, страдал от травм и неудач.
Настя наслаждалась своей новой семьей.
А потом ее нашел Марк.