Через двадцать минут упражнений, целью которых было заставить его пальцы двигаться, Хьюстон от чрезмерных усилий почувствовал тошноту.
Ему стало лучше, когда Фрэнк вновь промассировал его руку и наложил пакет со льдом, дабы предотвратить отек или боль, которые могли появиться после столь интенсивной деятельности.
– Ладно, жду вас завтра, доктор Хейз. В то же время.
– Спасибо, Фрэнк.
Хьюстон встал, повертел шеей, чтобы скинуть напряжение, и направился в кабинет доктора Стенхоупа, заведовавшего персоналом.
Он знал, что он должен сделать. Настало время подать в отставку. А потом он на коленях поползет к Джози и будет умолять ее дать ему еще один шанс.
Джози схватила последнюю салфетку из тумбочки и чихнула. Она закашлялась, и жидкость попала прямо ей в ладонь, поскольку нос был полностью заложен. Она бросила скомканную салфетку в кучу ей подобных и зашаркала через гостиную, чтобы вымыть руки.
Она простудилась. И это казалось естественным проявлением ее чувств за последние пять недель. Измотанная, несчастная, с глазами, распухшими от слез, и заторможенными мозгами.
Она до сих пор удивлялась, как смогла пережить первые несколько дней после сцены в кабинете Хьюстона и ни разу не расплакаться. Но она перенесла это, а ее ординатура в Акадии завершилась, хотя и внезапно, но благополучно. Она быстро вошла в курс дел в больнице Сент-Джон и сразу же обнаружила, что ей нравится педиатрическая травматология, значительная часть которой связана с исправлением мускульно-костных врожденных дефектов и проблемами, возникавшими в результате церебрального паралича. Она была очень довольна и полна энтузиазма – наконец-то нашла свою нишу в травматологии.
Она также надеялась, что через год-другой сможет перевестись в детскую больницу в Дейтоне, где и завершит ординатуру. А это означало, что она выбросит из головы все, связанное с ее работой в Акадии, и вообще забудет, что она когда-то встретила Хьюстона Хейза и влюбилась в него.
А случится это лет эдак через восемьдесят. Она вспоминала его ежедневно и постоянно задавалась вопросом: а правильно ли она поступила, уйдя от него? Уж не вообразила ли она, что он питал к ней какие-то чувства? Сейчас, оглядываясь назад, она склонялась к тому, что так оно и было.
Несомненно, его влекло к ней. Но возможно, она была для него не больше чем вызовом. Завоеванием или жертвой, которую хотелось покорить, заранее зная, что он скоро устанет от нее. Возможно, не подвергнись он нападению акулы, их отношения никогда бы не зашли дальше первой ночи.
Но у них обоих остались, а у нее и доселе ныли рубцы на сердце.
Она вытирала и без того уже высохшие руки, пока вода еще бежала из крана. Шум воды сначала приглушил звук, но ей послышался звонок в дверь. Может, это ее мать появилась неизвестно откуда, ведомая инстинктом, с кастрюлькой супа и пачкой дорогих салфеток, пропитанных соком алоэ. Именно таких, которые собиралась использовать Джози, раз уж у нее так воспалилась слизистая. Нос стал красным, как свекла, а кожа облезла.
А может, это пришла женщина из соседней квартиры посетовать на громкие приступы кашля, которые случились у Джози в три часа ночи.
– Иду! – крикнула она, стряхивая воду с рук, прежде чем вытереть их насухо о полы ее небесно-голубой пижамы. Вытащив по пути свежую салфетку из новой коробки, сунув ее за пояс, она открыла дверь.
И тут же захотела снова захлопнуть ее.
За дверью стоял Хьюстон. На нем были джинсы и черная рубашка, руки засунуты в передние карманы джинсов. Он пристально смотрел на нее, в уголках губ таилась легкая улыбка. Как обычно, выглядел прекрасно.
– Привет.
– Привет, – просипела она и тут же шмыгнула носом. Ее одурманенный лекарствами мозг не мог до конца врубиться, почему Хьюстон стоял у нее в дверях, но зато она до боли четко сознавала, что сама она была совсем не в форме.
Он тоже это заметил.
– Ты что, больна?
– Да, простудилась. – Спасибо, что хоть заметил. Джози повернулась и зашаркала в шлепанцах к стакану воды на кофейном столике, чтобы не закашляться на него.
Она сделала глоток, вся обратившись в слух.
– Ты принимаешь что-нибудь? Откашливаешься? Ты не ходишь на работу, верно?
Джози без сил опустилась на кушетку. Она была не готова общаться с ним сейчас, когда потратила столько времени, убеждая себя, что все будет хорошо, что она практически избавилась от него. И вот, когда она так больна и уязвима, он гарцующей походкой заявляется в ее квартиру и ведет себя как ни в чем не бывало.
– Хьюстон, что тебя привело сюда? Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Он внезапно остановился посреди комнаты и растерянно взглянул на нее:
– Я зашел узнать, как ты поживаешь.
Джози смотрела на него недоверчиво. Как ему поступать дальше? Все казалось очень просто. Подойти к Джози, попросить прощения, признаться ей в своих чувствах, уговорить ее скинуть одежду и вернуть ее в свою жизнь.
Он как-то не рассчитывал на то, что она будет смотреть на него, как на чудовищного пришельца с другой планеты.
– Ну вот, ты увидел меня. У меня все не слишком хорошо.
Это было видно невооруженным глазом. А вот как следовало поступить ему – покрыто густым туманом.
– Может, тебе что-нибудь принести? У тебя есть лекарства? Тебе надо пополнить запасы.
Джози молча смотрела на него. Затем аккуратно вытащила салфетку из-за пояса и вытерла красный влажный нос.
Ему надо было что-нибудь сказать. Он заложил руки за спину и нахмурился:
– Я сегодня подал в отставку.
Салфетка выпала у нее из рук и приземлилась между ног.
– Ты – в отставку? Почему?
Это решение не причинило столько боли, как первые мысли, когда ему пришлось взглянуть в глаза правде.
– Я не смогу проводить операции на прежнем уровне. Большой палец никогда не сможет обрести полноту движения, а мне не хочется переучиваться, чтобы компенсировать утрату.
Ее глаза заполнило сочувствие. Это не было жалостью. В них светились теплота и нежность. Возможно, несмотря ни на что, он все еще небезразличен ей.
– Хьюстон, мне так жаль. – Он кивнул:
– Мне тоже. Но я не могу отказаться от медицины, она стала частью меня самого. Я еще не решил точно, что буду делать, но надеюсь, что мой травматологический опыт может оказаться полезным.
Эта мысль захватила его, когда он оставил больницу, и то, что поначалу казалось просто идеей, сейчас обрело четкие очертания. Он знал, чего хотел, как жить дальше. Он будет продолжать использовать свои травматологический опыт и умение, не проводя непосредственно хирургических операций. Он мог оставаться доктором и помогать исцелять больных, но только иным способом.
– И я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне. – Это вырвалось у него само собой, но, черт возьми, сама мысль понравилась ему. – У нас будет отличная команда. Мы ведь дополняем друг друга.
Джози широко зевнула.
– Это звучит просто смешно, что-то вроде жидкой диеты. Я не могу с тобой работать, Хьюстон! Да я даже смотреть на тебя не могу.
И в качестве доказательства этого она спрятала физиономию за новой салфеткой.
Дьявольщина, он опять все испортил. Какого черта он начал говорить о работе? Упав на колени рядом с ней, он прильнул к ее ногам:
– Господи, дорогая, прости меня. Я все делаю не так. Ведь я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что люблю тебя Джози, я действительно очень тебя люблю и безумно скучал по тебе.
Оказалось, совсем нетрудно произнести это. Слова сами собой срывались с губ, искренние и пылкие.
Казалось, Джози не слишком взволновало его признание. Она заговорила сквозь прижатую салфетку:
– Ух, не прошло и пяти недель, как ты собрался сказать мне это.
– Знаешь, я не всегда в ладах со своими чувствами. – Она фыркнула и швырнула смятую салфетку ему в лицо.
Отскочив от носа, та скатилась по его груди.
– Зачем ты так поступаешь со мной? Я без споров отказалась от ординатуры в Акадии, и сейчас мне хочется лишь поскорее убраться, уехать подальше от тебя, успокоить сердце и вновь обрести утраченное достоинство. И тут появляешься ты с кучей нелепых предложений.