Для горнорудных предприятий был намечен выпуск различного рода обогатительного оборудования — тяжелых дробилок, мельниц и т. д. Особое значение уделялось производству оборудования для черной металлургии: оборудования доменных цехов, прокатных станов, прессового оборудования, колесопрокатных станов, цехов для производства рельсов и многого другого.
В 1945 году завод прекратил производство САУ-100 (он их производил с 1943 года вместо танков Т-34) и перешел на мирную продукцию. Но оборона страны требовала от Уралмаша изготовления специального оборудования — тяжелых гидравлических прессов и другой сложной техники. Завод по-прежнему производил танковую артиллерию и пушки для танковых заводов.
Борису Глебовичу Музрукову пришлось работать в очень трудное время: предвоенное, когда уже чувствовалось дыхание войны, затем, после 22 июня 1941 года, — перевод завода с мирной продукции на военную, все тяжелейшие военные годы, осуществление перехода на мирную продукцию в 1945-м — и два последующих напряженных года.
Переход Уралмаша на мирные “рельсы” был не менее сложным, чем освоение нового производства в довоенный период. Надо было создавать новые конструкторские и технологические подразделения. В работе над многими видами продукции не имелось никакого опыта. В цехах снималось с фундаментов оборудование для производства танков и устанавливалось другое, необходимое для мирного производства. Надо было переобучать рабочих, специалистов, руководителей цехов и проводить еще множество мероприятий, не только сложных, но и очень сжатых по времени. Борис Глебович со свойственной ему энергией готовил Уралмаш для работы в послевоенный период. Многие машины мирного времени он увидел, еще работая на заводе.
В 1974 году на XXIV съезде КПСС ко мне, делегату съезда, подошел куратор нашей уральской делегации и сказал, что меня ждет человек, фамилию которого он не назвал. Я вышел в фойе Дворца съездов, навстречу ко мне направился высокий, уже немолодой мужчина с двумя звездами Героя Социалистического Труда на груди. “Я — Музруков, бывший директор Уралмаша, а вы — Рыжков, нынешний директор завода?” Трудно передать мое волнение в тот момент. Я встретился с легендарным директором моего родного завода! Состоялась длительная беседа. Он расспрашивал о заводе, о людях. Он всех прекрасно помнил.
В заводском музее, который я организовал как главный инженер Уралмаша, есть специальный раздел, посвященный работе завода во время Великой Отечественной войны. Начинается экспозиция портретом, с которого смотрит красивый мужественный человек в военной форме, генерал-майор Борис Глебович Музруков.
Прошли годы, менялись наши руководители, и сам я работал пять лет генеральным директором Уралмаша, но твердо уверен, что лучшего директора, чем Б. Г. Музруков, на Уралмаше не было.
Дай Бог, чтобы каждого руководителя так чтил и помнил коллектив, как Бориса Глебовича на Уралмаше. Это высочайшая оценка жизни человека. Борис Глебович ее в полной мере заслужил».
…В майские дни 1975 года, когда страна отмечала тридцатилетие Победы, газета «За тяжелое машиностроение» опубликовала небольшую статью Бориса Глебовича Музрукова, подготовленную им специально как приветствие Уралмашзаводу по случаю знаменательной даты. Она завершается строками: «Я счастлив, что мне удалось работать в таком замечательном коллективе. Школа, пройденная на Уралмаше, была основой всей последующей моей трудовой жизни. Б. Музруков, директор Уралмашзавода в 1939–1947 годах».
Глава IV
МАЯК НА ВСЕ ВРЕМЕНА
На старте
То обстоятельство, что Музруков был вызван в ЦК КПСС не через Министерство тяжелого машиностроения, а напрямую, вызывало некоторую тревогу. Но, не один раз перебирая в памяти все особенности последнего периода, Борис Глебович не мог найти ничего предосудительного. Л. П. Берия, с которым он встретился в Москве, сразу же дал понять, что речь идет совсем о ином, нежели возможное наказание. Выяснилось, что Политбюро и Сталин приняли решение назначить Музрукова директором создающегося химического комбината.
Борис Глебович поначалу даже растерялся: ведь он — металлург и машиностроитель, химия — не его профиль. Однако, когда Берия предложил ему выяснить детали у И. В. Курчатова, Музруков стал догадываться, о каком химкомбинате идет речь.
Встреча с Игорем Васильевичем Курчатовым состоялась в Лаборатории № 2 на Октябрьском Поле. Борис Глебович довольно быстро входил в курс дела. Развитие в стране атомного проекта осенью 1947 года проходило через критическую точку. Под вопросом оказывалось его ядро — производство делящихся материалов (ДМ), без которых создание так необходимой стране первой отечественной атомной бомбы было невозможно.