- Отвлекись, хватит.
Стеклянный какой-то взгляд, бессмысленный. Очнись, пожалуйста. Пришлось снова подняться на ноги, для того только, чтобы скинуть все листы, лежащие на столе, на пол.
Ты бросился к ним, как мать к ребенку, которого сейчас заберут, готовый защищать все это любой ценой.
-Не читай.
-Хорошо, не буду.
Один легкий взмах руки - и обе чашки с как бы кофе разлиты прямо на листы бумаги. Я только пришла, а уже так много испортила. Порядок жизни: вставать поздно, писать, пытаться успеть что-то по нелюбимой работе, бежать на встречу с друзьями, снова писать до ночи. Твои произведения, пусть еще и не законченные. Листы, конечно, высохнут, ничего им не будет, все сохранятся. Но ты к ним больше не прикоснешься, не продолжишь, я знаю.
- Я шла через степь. Днем там, как в аду. Ночи прекрасны, но нам редко удается застать ночь. Ночью я приходила к спящим, я смотрела их сны вместе с ними. И я слушала истории. Они все со мной, каждый сон и каждая история.
Ты молчишь. Молчишь, конечно. Я не спрашиваю, надо ли рассказывать.
-Есть женщина. Это сказка не в прошедшем времени, потому что времени там нет вообще. Эта женщина собирает кости. Кости умерших волков. Каждую ночь она ищет части скелета, она приносит их в пещеру. Женщина выглядит, будто она совсем старуха, но это не так, понимаешь - это обман, иллюзия. Так чудесно быть не тем, кем кажешься. Старуха тратит на поиски недели, месяцы. Когда все кости собраны, она разжигает в пещере костер. Когда я слушала эту сказку, словно знала, что огонь этот должен быть каким-то неземным, необыкновенным, возникающим из глубин сознания, как те же сны. Старуха собирает весь скелет, и поет песнь над ним. Волк оживает, возвращается к жизни, всегда возвращается. Обрастает мышцами, сухожилиями, шерстью. А песнь продолжается. Наверное, тогда к ним приходит и душа. Костер горит, волк уходит, убегает из пещеры. Женщина идет с ним, она больше не старуха, вообще не человек. Только когда она бежит вместе с волком, она та, кто есть на самом деле.
Но волк умирает снова, старуха снова собирает его кости и разжигает костер и поет песнь.
Выдохнула, закончила, будто степная пыль и в горло попала, пришлось даже кофе глотнуть. Смотрю на тебя. Автор, внимательно. На следы ручки на ладонях и когда-то белом рукаве рубашки. Ты тоже смотришь, но теперь не просто так, а на меня. Посмотреть на лицо-бледное, словно у полуживой тени, жутко и страшно становится, хоть прямо сейчас отправлять сниматься в фильмах ужасов, причем без грима.
Хочется встать на ноги, хотя бы открыть окна, впустить свет, чтобы пылинки все было видно, чтобы все осветило, очистило этим светом, но я остаюсь на месте-это же была только первая сказка.
- Знаешь, куда уходят умершие?
Застыл весь, будто неприличное что-то спросила-заткнуть уши, сделать вид, что не слышал и больше не вспоминать при людях.
- Я слышала, что они уходят в один большой дом. И там танцуют. Знаешь, там все: плохие, хорошие, младенцы и старики, мужчины и женщины. Потом хорошие, достойные, не знаю, как и кто это определяет, но они уходят из дома, покидают его. А дальше ничего не сказано.
-И?
-Знаешь, что? Людей всегда волнуют только судьбы тех, «хороших», кто не остался в доме, тех, кто ушел. Мне интереснее судьбы оставшихся. Что они танцуют, как? И это страдания, или счастье?
Ты, конечно, не отвечаешь. Я и не ждала ответа. Взгляд из остекленевшего стал взглядом человека опьяненного, сейчас упадет и не встанет, ни за что не поднимется, с утра плохо будет. А виновата я, словно не кофе поила и сказки рассказывала, а молча подавала что покрепче.
Встаю, наконец, пора, иначе, еще пара минут и из меня бы получилась неподвижная кукла-хрупкий, капризный фарфор. Да еще и весьма на любителя. Запуталась сама в этой собственной льняной накидке, как в коконе добралась до кровати, уже, будучи в одеяле дотянулась, схватила книгу.
Ты сидел спиной, неподвижно, с разлитым кофе, я там и вторую чашку оставила. Сейчас, подожди, еще немного. Я пока почитаю.
Открыла, наугад, ближе к концу. Ветхий переплет, желтые страницы, этот любимый запах. Только открыла, коснулась пальцами страниц, как касаться человеческой кожи, дотрагиваться до нервов. В голове, внезапно, никто не спрашивал-десятки, сотни голосов, мыслей чужих, переживаний. Самый главный-голос автора. Пролистываю еще быстрее, совсем немного, а то захлебнешься в этом потоке, реке, бесконечности. Невозможно читать, только, безусловно, безудержно любить.
Автор, ты сидишь за столом, теперь ты пишешь. Я могла бы не видеть, не слышать, но я чувствую. Слышу тот голос, оно рождается на свет, как дитя-вот выносили, вымучили, пора. Какое-то время сижу не слышно, еле дышу и книгу закрыла. Потом все же подхожу, почти подкрадываюсь. Уже научилась среди хаоса ходить, а всего-то времени понадобилось.