— Вы меня привезли.
— Не в смысле здесь, а здесь. Я думала, вы уже распаковались и осмотрели дом. Уже восемь вечера. Как вы собираетесь помогать делу, если все время будете сидеть в прихожей?
Казалось, Грэму эта мысль даже в голову не пришла.
— Здесь все не то, чем кажется.
— В смысле?
— Дом. Он не то, чем кажется.
Эбигейл нахмурилась. Пространные философские разговоры не были ее сильной стороной. Может, его что-то напугало? Шумы в доме? Она прошла в арку в коридор и по ступеням попала в какую-то большую комнату.
— Не выдумывайте, вам не грозит никакой опасности. Тут совсем неплохо. Богачи, конечно, всегда с причудами… — она нащупала возле двери переключатель и дернула его вверх. — Едре-ена мать!
Комната была раза в три больше ее собственной. До уровня колена стены были отделаны деревом, а дальше шли обои цвета зеленой травы. Огромное жерло камина выглядело как дупло исполинского дуба, в центре стоял серый диван, стол и пара изумрудных кресел. Да здесь можно в волейбол играть!
— Я не знаю, что вам там показалось, Грэм. По мне, так хозяин дома показушный хрен с понтами до самого западного побережья. Это что, черепа животных?
Ее взгляд привлекли знакомые очертания. В охотничьем домике отца до сих пор висела невероятная коллекция рогов: от спелых, полтора метра шириной взрослого лося до совсем молоденьких рожек — их называли панты, и они славились своими целебными свойствами. Гаррет всегда использовал каждый дюйм туши, пуская шерсть, кости и обломки рогов на украшение комнат, на черенки ножей, вешалки для платья, ручки для палок, пуговицы и другие галантерейные предметы или, наконец, для выварки клея, которым подновлял охотничий домик в лесу. Как только он научил Эбигейл охотиться, стену украсили и ее собственные трофеи — они все еще там, на чердаке, в пыли. Она не возвращалась в хижину уже больше года.
Черепа и голова оленя на стене были прекрасного качества, уж в таксидермии она знала толк.
— Хорошо обработали.
Рядом с ней вдруг оказался Грэм, неслышно подойдя сзади. Он положил руку рядом с ее ладонью прямо на белый гладкий лоб.
— Он сделал их сам.
Казалось, его глаза смотрели куда-то сквозь реальность. Может, он просто врал, но на этот раз Эбигейл могла его проверить. В обработке костей она разбиралась, как никто.
— Ножом?
— Он срезал только веки, остальное снял голыми руками.
— Мозг?
— Взболтал проволокой и вынул пинцетом. Затем промыл водой.
Ладно, в этом он не ошибся. Настоящий мастер действительно бы свел к минимуму скобление ножа по кости, предпочитая всем инструментам чувствительные пальцы. Отец тоже так делал, и они могли провести целые выходные лишь вдвоем, охотясь, обрабатывая шкуры или занимаясь поделками. Ох уж эти «счастливые времена».
Эбигейл тряхнула головой.
— Вываривал полностью вместе с рогами?
Лицо Грэма разгладилось, он прикрыл глаза, будто мечтая наяву.
— Это был эксперимент, — его голос обрел музыкальную интонацию, как у актера, слегка спотыкаясь на глухих согласных. Эбигейл не помнила, чтобы слышала у него акцент. — Для варки пригодился бойлер с индикатором температуры. Для отбеливания — два раствора с разным соотношением аммиака и перекиси. Череп барана вышел пробным, к сожалению, зубы отвалились, зато африканская антилопа получилась гораздо лучше.
Эбигейл проверила соседний череп на подставке. Верхняя челюсть действительна была с зубами без единого следа клея, но лучше него был только маленький череп олененка в центре. Грэм повернул к ней голову и открыл глаза. Не понимая, почему, Эбигейл отшатнулась. Она уже видела этот взгляд, после него отец обычно отправлялся на охоту. За людьми.
— Грэм?
Он моргнул и убрал руку с черепа.
— Мисс Хоббс, вы когда-нибудь боялись чего-либо, что не могли объяснить?
— Конечно.
— А я нет. И это чувство для меня в новинку.
Он отодвинулся от нее и тут же ссутулился, мрачно проговорив:
— Послушайте меня внимательно, мисс Хоббс. Мы с вами в центре бури, о которой ничего не знаем. Отступите, пока не поздно. Я готов поспорить, что вас используют ровно так же, как и меня, но я, по крайней мере, привык ожидать от людей худшего. Вас ждет огромное разочарование. Что касается этого места, поверьте мне на слово, это не дом, — Грэм покачал головой, — это логово. И мы только что нашли кости на входе.
Он вышел обратно в коридор, и за окном прогремели первые удары грома. Эбигейл привалилась к столу, ошеломленная его отказом. Ой, ну зашибись теперь.
Дверь на улицу они оставили открытой, шум дождя отвлекал от повисшего молчания. Она ждала, пока сплошная стена ливня пройдет, чтобы отвезти Грэма домой, затем она собиралась вернуться в общежитие и попрощаться со своей карьерой агента до лучших времен. Эбигейл уселась в кресло и открыла коробочку с тайской лапшой.
Ну и хер со всем этим. Она не собиралась опускать руки. К концу месяца ее ждут сложнейшие зачеты по судебной медицине, основам прав и этики, интервью и отчеты по практике следственных и разведывательных методов допроса — чтоб Трискис в гробу икались шестьдесят страниц ее работы. Эссе по исследованию национальной безопасности у нее уже написано, а по уголовному расследованию и допросу Сойер обещал поставить автомат — ей одной, так как она умудрилась получить адвокатскую лицензию в прошлом семестре.
И это только теоретические дисциплины, еще столько же ей сдавать на полигоне и в городке-макете «Хоган-Элли»: расследование, арест, допрос, захват преступников, штурм захваченного объекта, спасение заложников, обнаружение и нейтрализация террористов. Вишенкой на торте была огнестрельная практика, но за нее Эбигейл не переживала. Ее грамота с последних соревнований по стрельбе лежала сейчас на полке в общежитии среди других бумаг и тетрадей. Доказательство, что отец все еще с ней, в ее генах, крови и спокойных руках, держащих ствол.
— Когда я поступил в полицейскую академию, мой инструктор сказал, что одни в копы приходят, чтобы махать пушкой на улице, другие — чтобы прокормить семью, — вдруг произнес Грэм, стоя у окна со сложенными за спиной руками, чтобы ничего не коснуться. — Я ответил, что ищу справедливости. Знаете, что он мне сказал? «Тогда ты пришел не по адресу, сынок».
Эбигейл продолжила есть молча.
— Ты тоже не найдешь в ФБР то, что ищешь.
Она пропустила мимо ушей отсутствие формальностей и спросила:
— Чего же я ищу?
— Спасения.
— Меня не надо ни от кого спасать.
Она достала пистолет из кобуры и положила на столик рядом. Не для того, чтобы припугнуть, просто с непривычки он больно упирался в спину. Для постоянного ношения оружия ей придется перешить все пиджаки, отпустив вытачки на талии, или купить другую кобуру.
— А от себя самой?
Грэм взглянул на нее сверху вниз. Он медленно оживал, все еще неуверенно пользуясь мимикой, но хотя бы у Эбигейл больше не было чувства, что она разговаривала с роботом.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты дала свой диктофон.
Эбигейл не донесла лапшу до рта, внутри все похолодело. Она считала, что ведет себя осторожно — ни одна психологическая проверка ничего не показала, — забыв, что Грэму сгодится любой личный предмет. Например, диктофон, который ей подарили перед поступлением в университет.
— Ты ищешь баланс. За каждую отнятую жизнь. Я только не пойму, отнятую твоим отцом или тобой?
Совсем некстати в Грэме проснулось любопытство.
— Слышал, что грехи родителей ложатся на плечи детей? — Эбигейл заметила, как он вздрогнул. Наверное, вспомнил о матери. — Я думаю, оба варианта.
— Почему ты все-таки решила убить его?
— Папу?
Эбигейл долго смотрела в темный проем двери, слушая шум дождя, небольшая лужа собралась под крыльцом, отражая уличный фонарь. Она ни с кем об этом не говорила, даже с доктором Блум, боясь, что ее не поймут, ведь для начала ей пришлось бы признаться, что она участвовала в охоте за невинными девушками.