Выбрать главу

— Как ви смейт польагать обо мне такой?! Мьеня никогда еще так не оскорбляль!!! Польувельиканьша? У мьеня прьосто ширьокая кость!!!

Одна из теней сорвалась с места и устремилась в нашу сторону. Я едва успел оттащить Ромильду за кусты, чтобы нас не сшибла разъяренная французская директриса. Она промчалась мимо нас, но мы повременили возвращаться — мало ли, вдруг за ней погонится Хагрид. Чуть спустя мы одновременно взглянули друг на дружку, а затем выглянули по направлению статуи Санта-Клауса. На ней виднелась одинокая поникшая тень.

За поворотом, который мы недавно миновали, послышался знакомый голос Снейпа, в котором звучала нешуточная злоба. Он набрёл на одну из уединившихся парочек и с упоением распекал её. Мы снова переглянулись и попятились в кусты.

— Минус десять баллов с Хаффлпаффа, Фоссет! А также минус десять баллов с Равенкло, Стэббинс! — завершил он свою нотацию о нравственности.

Снейп вылез в сад за этим? Интересно, он когда-нибудь целовался?

— Северус, подожди! — окликнул его издали мужской голос, который я поначалу не узнал.

— Чего тебе, Игорь? — с неутихшим раздражением отозвался Снейп.

Ясно, Игорь — это Каркаров. Кажется, они учились вместе, отсюда и фамильярность. Две длинные тени легли на дорожку перед нами, медленно приближаясь.

— Ты, случайно, не видел здесь Виктора? Его нет в зале.

— Нет, не видел. Увижу — отправлю к тебе.

— Северус, всё случая не было спросить… Неужели тебя не тревожит — это?

Из нашего укрытия было видно, как одна из двух тёмных фигур постучала себя по левому предплечью.

— Не вижу повода для беспокойства, Игорь, — по интонации Снейпа так и виделось, как он сардонически кривит губы. И какой смысл прятать беспокойство даже от себя, если оно всё равно просачивается наружу в придирках и издёвках?

— Северус, мы не можем делать вид, что ничего не происходит!

— А что мы можем делать?

Две фигуры прошли мимо нас и остановились, не доходя до площади.

— Если бы я знал… Надо как-то бежать, спасаться. Ты разговаривал об этом с остальными?

— Все сейчас на удивление неразговорчивы.

— А Люциус?

— Он — особенно. Похоже, ведёт свою игру.

— Вот как? Без тебя? Тогда кто же его партнёры?

— Не знаю, но ставку он сделал на младшего Поттера. И вот что, Игорь, эти знаки проявляются не у всех. До меня дошёл слух, что у некоторых они исчезают.

— Как такое возможно?! — Каркаров невольно повысил голос.

— Я сам не поверил, но Дамблдор утверждает, что Роули проверяли на наличие знака перед тем, как утвердить верховным судьёй Визенгамота. У него не было ничего, даже отпечатка.

— А должен быть…

— Именно. А ничего, чистая рука.

17

Нотту повезло, что он куда-то исчез на всю ночь и вернулся уже под утро, когда я наконец заснул. А проснувшись, я стал воспринимать вчерашний бал более отстранённо и решил обойтись без выволочки. Уверен, у Теда были заготовлены безукоризненные оправдания, зачем и почему он это сделал, и мне не захотелось выслушивать их, как когда-то оправдания Тома-из-дневника. Сделал — и неважно, зачем и почему.

Завтрак я благополучно проспал, но после вчерашних праздников есть всё равно не хотелось. В утренних газетах должны были появиться репортажи о хогвартском бале, и я вышел в гостиную просмотреть их. Не всё оказалось так плохо, моё пребывание под омёлой прошло почти незамеченным, если учесть, что там вчера перебывала добрая половина учеников. К этому времени празднование перевалило за пик интереса прессы, перешедшей от исполнения репортёрских обязанностей к блюдам и напиткам, вдобавок преподавательские столы были в другом конце зала, поэтому никто из журналистов не успел заснять мой поцелуй с Ромильдой. Только в «Ведьмолитене» была опубликована колдография, где мы стояли под омёлой и пили лимонад.

В конце концов, поцелуй под омёлой мало что значил при том, что Ромильда была на балу со мной и заранее об этом не знали только ленивые. Она была слизеринкой и приемлемой партнёршей на хогвартский вечер для наследника Поттеров — шоком было бы, если бы я повёл себя вольно с кем-то ещё. Я был недоволен Ноттом не потому, что поцелуй мог вызвать нежелательные сплетни, и не потому, что мне не понравилось целоваться с Ромильдой. Напротив, мне это слишком понравилось — с чего бы?