Темная волна захлестнула ее. Она вспомнила все — удушающий запах пота. Острую невыносимую боль. Навалившуюся сверху гору. Этого скота, который именовался ее отцом Собственный крик, и ладонь, зажавшую ей рот, удушье. Унижение. Особенно нестерпимо то, что ему нужно ведь было что-то отвечать. Говорить. Он требовал от нее ответов, и она что-то говорила, да, папа, хорошо, папа, я согласна, папа, и еще какую-то чушь. Почему она вела себя так? Почему не выпрямилась, не крикнула ему в лицо "подонок", не подняла вопль на всю улицу, не обратилась в полицию?
Ее никто не осуждал, все жалели. Инти все поняла, Инти научила ее не стыдиться себя, и почти забыть те страшные годы…
Но Каяри прав — если им снова придется столкнуться с урку?
Ты видишь в этом подонке — человека, такого же, как ты. Она еще видела в нем и отца, да ведь он и есть ее биологический отец. И ты не можешь поверить, что человек может вести себя так. Не можешь увидеть в нем врага, объект, который нужно убрать и обезвредить.
Этому нужно специально учиться. Ятихири ни на одной ступени не учит этому.
— Если мы хотим быть настоящими хальту, — четко и звонко сказала Лорин, — мы должны научиться этому. Мы должны стать сильными! Сильными и безжалостными. Хальтаята — наш путь, и все мы будем хальту. Только ведь и хальту не учатся видеть урку такими, какие они есть на самом деле. Гуманизм — это слабость. Мы должны научиться не жалеть ни себя, ни других. Это для нас — вопрос выживания.
— Ты хорошо сказала, — тихо подытожил Каяри, — мы будем этому учиться. Я уже пробовал говорить со взрослыми — они не хотят понять. Мы разработаем собственную программу.
Он обвел взглядом остальных притихших ребят. Поднял руку над головой в знаке хальту — косого креста.
— Кто с нами?
Лорин тоже вскинула руки крестом, и вслед за ней жест повторили все остальные.
Группа назвала себя "Чикка Хальту", истинные хальту. До осени тренировались впятером, а там присоединилась еще Хайлли, соседка Явана, гибкая, сильная красавица Хайлли — Песня.
Общество держали в полутайне от взрослых, говорили "тренируемся", но подробностей никому не раскрывали.
Да взрослые и не очень интересовались — мало ли, во что играют подростки.
Они и так занимались ятихири четыре-пять раз в неделю, в школе — теперь к этому добавилась еще одна тренировка, в воскресенье, и еще по небольшой тренировке каждое утро. Это было бы тяжело, если бы их не поддерживала дружба и тайна.
Кроме того, они собирались три или четыре раза в неделю по вечерам и работали по своей собственной, общими усилиями составленной программе.
Они учились стрелять. У многих взрослых в имата было оружие, принести пистолет или даже автомат на занятие несложно. Инструктором уговорили стать студентку военной группы — из тех, кто готовился к внедрению в урканские армии. Рита — эта девушка, выросшая в Лаккамири, решила взять русское имя — с удовольствием показывала им, как обращаться с оружием, собирать-разбирать, чистить; как целиться, выхватывать пистолет, стрелять из разных положений.
Изучали урканскую технику, раздобыли старый бензиновый автомобиль "Лада" и освоили езду на нем.
Занимались скалолазанием на ближайших скалах, прыгали с высоты в воду — что от Лорин потребовало почти героического преодоления себя. Ночевали в тайге. Все это тоже ятихири, но усложненная, экстремальная, выходящая далеко за первую ступень.
Главное, на что была направлена программа "Чикка хальту" — воспитание воли. Воля и дисциплина — единственное, что может противопоставить амару воинствующим безудержным урку.
И раз природа не дала этого предкам амару, значит, амару-люди должны воспитать это в себе сознательно.
Школа в Лаккамири была устроена сложным образом. Можно даже сказать, что никакой школы не было.
У Лорин была наставница — Кета, опекавшая еще два десятка подростков. Все, что требовалось — подготовить ребят, одного за другим, к выпускному экзамену, Янтанье. Во всех областях умственного знания и духовных навыков, кроме ятихири и социальных навыков, для которых существовали другие инструктора и наставники.
Каждый работал по индивидуальному расписанию, самостоятельно. Дома, с помощью одного лишь экранчика киты, или же в Хранилище.
Программа — с дидактически расположенными блоками материала, задачами, дополнительным чтением и практическими заданиями — была выверена многими поколениями, дополнена современными знаниями и едина для каждого молодого амару. Учиться было не то, что легко — но интересно, и получалось гораздо эффективнее, чем в гимназии. Не надо было тратить время на дурацкие "групповые проекты", дискуссии, просмотр фильмов, беседы о дисциплине в классе, организаторские моменты, никому не нужные поделки из бумаги или бессмысленные сочинения, ожидание, пока даже отстающие справятся с заданием, отвлеченную болтовню, моральные проповеди, словом — то, на что в обычной школе уходит 90 % времени.
Был только компактный блок знаний, который следовало освоить, задания — и самопроверка. По договоренности с Кетой Лорин занималась в день на час или два больше, чем другие — ей следовало многое наверстать, иначе она не успеет подготовиться к Янтанье даже к восемнадцати годам, и придется сдавать ее позже, а этого Лорин не хотелось.
С другой стороны, ей можно было не заниматься языками. Лорин свободно владела немецким и русским, и почти свободно — английским, для Янтаньи этого достаточно; она занималась лишь ару. На новом языке она выучилась болтать, читать и писать свободно в первые несколько месяцев. Но на экзамене требовалось более глубокое знание родной речи амару, совершенное владение ею.
Время, сэкономленное на изучении иностранных языков, Лорин направляла на математику, физику, химию, биологию, географию, астрономию, основы техники, историю, литературу — эти знания у нее после немецкой гимназии были катастрофически низкими, их следовало быстро и основательно восполнить.
С наставницей можно было проконсультироваться быстро через кита, еще у амару существовала система связи и хранения информации Аранас, отдаленно похожая на интернет. Можно было через нее выйти и в интернет, но зачем? Разве что для изучения психологии урку. Раз в неделю Лорин встречалась с наставницей лично, и та контролировала прохождение материала по всем предметам.
Три или четыре часа таких домашних занятий; два обязательных часа ятихири — физической культуры; не только гимнастика, бег и самооборона, но и, например, лыжи, совершенно необходимые в сибирских условиях, и верховая езда, и плавание в Верхнем потоке или в отапливаемом бассейне Лаккамири.
Раза в неделю Лорин ходила заниматься в группу социальных навыков, инструктором которой был молодой амару с русским именем Максим.
Два раза в неделю по три часа — так было решено на Аруапе для всех подростков — Лорин выполняла общественно необходимые работы; сначала она выбрала оранжереи, как и Келла. Лорин восхищала местная система интенсивных технологий выращивания, полностью заменяющая какое-либо сельское хозяйство. Но вскоре девочка перешла на строительство новых зданий, там было немного простой неквалифицированной работы, почти все автоматизировано, но Лорин быстро научилась управлять киберами и даже выполнять сложные инженерные задачи. Она подружилась с инженерами-строителями, часто ей не хотелось уходить со стройки и после окончания "общественных часов".
Сначала Лорин еще занималась скрипкой, но потом времени на это не стало. Или пропал интерес. Зато девочка увлеклась рисованием и стала брать отдельные уроки.
Но все эти занятия продолжались лишь до шести вечера. По традиции после шести взрослые шли на Аруапу, иногда туда наведывалась и Лорин, но чаще проводила время с ребятами, по своему усмотрению. А потом возвращалась домой, и время до сна принадлежало уже только ей одной — и маме, ее любимой "тайке".
Лорин иногда поражалась тому, как медленно тянется время, она успевала за день прожить в пять, десять раз больше, чем раньше, и вчерашний вечер казался ей далеким, словно был год назад. А посмотришь иначе — время летит быстро, и не замечаешь, как пора расставаться с очередным интересным занятием и приступать к следующему.