— Эта ночь была не из легких, но не позволяй своим чувствам повлиять на твою ответственность как ученого. Нам нужно поговорить, и чем скорее, тем лучше. Я тоже в замешательстве, потому что наше открытие выявило кое-что еще…
Дженни достала из своей сумки распечатку с данными.
— Причина не в уровне аминокислот и гормонов. Изменилось их соотношение. Мы с тобой знаем, что когда этот показатель падает ниже определенного порога, состояние пациента резко ухудшается и он теряет все свои когнитивные способности.
— Подтверждено в двадцати шести клинических случаях. Теперь в двадцати семи.
— Однако уровень каждого из этих двух веществ по отдельности учитывается и в некоторых других патологиях, не связанных с болезнью Альцгеймера. Если точнее, в восьми десятых процента изученных патологий. Это миллионы измерений по всему миру. В целях проведения комбинированного контроля результатов я запросила доступ к базам данных крупных больниц исключительно ради их статистики.
— Почему ты не говорила мне об этом?
— Я не рассказываю тебе обо всех своих гипотезах. К тому же, я не предполагала, что это приведет к такому результату. Я получаю тысячи цифр из Европы, Америки, Азии и даже из некоторых африканских стран. Программа отбирает пациентов, для которых есть возможность сопоставить уровни этих двух химических соединений. Только на то, чтобы выдать первый результат, нашим калькуляторам потребовалось три дня. Когда я прочла усредненные цифры, я сначала подумала, что это ошибка. Слишком у большого числа людей обнаружился высокий риск развития болезни Альцгеймера, хотя они не соответствуют профилю лиц, склонных к мозговым нарушениям. Их чересчур много, и они слишком молодые. Для проверки я отправила электронные письма, а кое-куда сама позвонила по телефону, чтобы узнать, как сегодня обстоят дела у пациентов с наиболее тревожащими показателями…
— И что узнала?
Дженни протянула ему распечатку и со свойственной ей обстоятельностью продолжила:
— Два момента. Первое: людей, находящихся в зоне риска, гораздо больше, чем мы считали ранее. В наше поле зрения попадают только те, кто обратился за консультацией по поводу себя или своих близких. Пока нет подозрительных нарушений, люди не приходят к врачу. Лишь те, у кого есть симптомы или кого беспокоит ухудшение памяти являются для обследования, но системной диагностики не существует. Второе: мы думали, что болезнь поражает в основном пожилых людей. Результаты проверки это опровергают. Цифры ясно показывают, что если бы наш индекс измерялся систематически, то многие люди были бы отнесены к категории серьезных случаев. Но есть еще кое-что, что беспокоит меня гораздо сильнее…
— Что?
— Самое страшное, Скотт, что большинство из этих пациентов с высокими показателями уже умерли.
— Индекс коррелирует с риском смертности?
— Нет. Они умерли насильственной и часто необъяснимой смертью. Я говорю не о паре единичных случаев, а о сотнях, тысячах смертей. Они обращались в больницу из-за проблем с железами внутренней секреции или с другими жалобами, но никогда из-за болезней, над которыми мы работаем. И эти люди сорока лет и даже моложе покончили с собой или совершили безумные поступки. У них будто снесло крышу. В госпитале в Балтиморе мне рассказали о менеджере по продажам, который через несколько недель после своего визита к врачу напал на людей на торговой выставке. Он действовал с беспрецедентной жестокостью. Жертвами стали более десяти человек, двое из которых не выжили. Этот человек не узнавал своих коллег. В полицейском отчете сказано, что он не понимал, что ему говорят. Он набросился на человека, вступившего с ним в переговоры. Полицейские вынуждены были застрелить его. А в пригороде Сеула пятидесятилетний мужчина, занимавшийся помощью молодым людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, через две недели после обращения в больницу и проведения исследований убил семнадцать человек менее чем за двадцать четыре часа. Пресса назвала его «экспресс-убийцей». Я даже помню, как об этом говорили по телевизору. Для убийств он использовал простые, но жестокие способы. Конечно, всегда можно предположить импульсивную агрессию, но обычно импульс быстро утихает, и уж точно до того, как человек расправится с семнадцатью жертвами… Есть и другие подобные случаи, и общее у них только одно: цифры в анализах, выполненных по различным поводам.
— То есть ты полагаешь, что результаты их тестов дают нам основание переквалифицировать их диагноз и уточнить причину смерти? — спросил Скотт.
— Думаю, да. Предстоит обработать огромный массив информации, но велика вероятность, что все они стали жертвами внезапной деменции. Им были диагностированы другие нарушения — психологические, связанные со стрессом или сердечными нарушениями, но по факту подавляющее большинство этих людей находились на грани срыва. И они перешли эту грань.
— Именно эти случи позволили тебе уточнить кривую индекса?
— Да. Если имелась возможность, я включала в расчет дату, а иногда и время их смерти. Я брала только тех, кто действительно совершил характерные психотические акты, затем вычисляла промежуток времени между взятием у них анализов и моментом, когда они потеряли рассудок. Полученные результаты я объединила с результатами наших клинических наблюдений. Таким образом в моем распоряжении оказалось не двадцать шесть, а двести тридцать восемь случаев, и кривая, описывающая скорость эволюции болезни в зависимости от индекса, внезапно оказалась намного более крутой.