Каким он был, мой дед? Наверное, отец похож на него… Кто же стрелял?..
Опять появились Арик и Валька. В их руках были букеты разноцветных листьев — ярко-красных, желтых, зеленых… Они перелезли через изгородь и положили их на мраморную плиту, на которой старательным резцом высечены две цифры.
Арик и Валька сели рядом. Помолчали. Умолкнувшая было синица прозвенела где-то над нами. Мы подняли головы и увидели ее — желтогрудую, с белыми щеками и черной бархатной головкой. Любопытной бусинкой-глазом пичужка посматривала на нас, ловко перепрыгивала с ветки на ветку и звенела, звенела прозрачно и ясно.
И вдруг заговорил Арик. Я нисколько не удивился этому. Кто-то должен был заговорить и высказать самое сокровенное, самое дорогое. И первым заговорил Арик.
— Мама не пускала меня к тете Жене одного, а я настаивал: поеду и все… Мама просила: подожди, с 16 июня мы с папой отпуск возьмем и поедем все вместе… А мне почему-то хотелось поехать одному. Там недалеко — километров сто пятьдесят от города… Папа сказал мне: пусть едет, парень большой уже — и мама согласилась. Собрала небольшой чемодан — рубашки там, штаны… И гостинцы для тети Жени — консервы какие-то, конфеты… Они рассказали мне, как доехать, и проводили на вокзал. Мама сказала тогда: не скучай, скоро увидимся… А я и не думал скучать, чего это вдруг скучать? И я поехал… Тетя Женя встречала меня и сразу не узнала. Потом всю дорогу до деревни смотрела и охала, приговаривала, какой я большой стал… Сначала в деревне понравилось — сады, речка, гуси гогочут, петухи кричат утром, а потом скучно стало… Ждал, вот-вот приедут мама и папа, и станет веселей… С папой всегда было весело — он выдумщик был. Такое иной раз придумает — ой-ой! Один раз привязал качели за сучок на дереве, которое росло на берегу… Высокое дерево… Ну, вот, раскачался на качелях, раскачался и — бух в реку! Я тоже полез и тоже бухнулся… Здорово накупались… Жду, значит, я их, а они не приезжают… И вдруг — война! Я прошусь домой, а тетя Женя не пускает, говорит, подожди, папа приедет… А тут немецкие самолеты налетели, бомбы бросают… Народ из деревни побежал, мы тоже… Эх и долго мы шли!..
Арик вздохнул и замолчал.
А дальше? — спросил Валька.
— Долго рассказывать… Помню, шли по шляху… Много народу шло: детишки, женщины, старики… Пылищу до неба ногами подняли… И вдруг фашистские самолеты появились… Снизились и на бреющем полете — из пулеметов… Тетя Женя повалила меня в ямку и собой прикрыла…
— Страшно было, да? — опять спросил Валька Шпик.
Арик не ответил.
— А отца с матерью ты нашел?
Арик покачал головой.
— У-у, фашисты проклятые! — вдруг взорвался Валька и стукнул своим небольшим кулачком по скамейке. Помолчав, добавил: — Удеру я отсюда, вот возьму и удеру на фронт… Вон в газетах пишут, что даже пацаны сражаются, а мы сидим в тылу и на базаре воду продаем…
Я усмехнулся.
— На фронт… Так тебя там и ждут.
— А я все равно удеру, — упрямо повторил Валька.
— И что же будешь делать там, на фронте?
Валька смешался.
— Ну, что… Мало ли дел там… Ну, в разведку попрошусь… Думаешь, побоюсь?
Разговор показался мне излишне детским и несерьезным. Не хотелось продолжать его после того, что рассказал Арька. И что за человек, этот Шпик, вечно придумает такое, что ни в какие ворота не полезет… И главное, в самый неподходящий момент. А Валька продолжал:
— Отец не переваривает меня, бьет… Шкуру, говорит, спущу. А в чем я виноват? Он ворует на пекарне сухари, а мне на орехи достается. Это мне он за то мстит, что я сказал один раз, что заявлю на него. Удеру, вот посмотрите, удеру…
Мне нужно было поверить ему, крепко поверить, а я не поверил, все перевел в шутку:
— Ладно трепаться, вояка… При первом же выстреле ты в штаны накладешь…
Валька обиделся. Не взглянув на нас, он поднялся и, загребая ногами листья, побрел по дорожке.
— Зачем ты так? — недовольно покосился на меня Арик.
— Пусть не болтает, чего не следует…
Арик пожал плечами и сказал:
— Пошли, что ли…
23
Я не раз наблюдал такую картину: мама, открывая окно, тянется стрункой к верхней задвижке рамы и тихо, ни к кому не обращаясь, говорит: «Свежего воздуха впустить… Проветрить квартиру надо — дышать нечем».
Ветер врывается в окно и начинает шарить по полу, стенам и потолку. Вот он отыскал на стене календарь, приподнял один листочек, словно захотел посмотреть, а что там дальше? — и вдруг начинает листать толстую книжку быстро-быстро. И перед глазами мелькают черные крупные цифры, обозначающие дни месяца.