— Заходите, ребятки, располагайтесь… Да, вот я и говорю, а-аграмадную жизню мы повидали, старики-то… Вот ты каждый день хлебушко ешь. Скусный, правда? А откель он взялся на твоем столе? Думал ты об этом?
— Теперь мы знаем, откуда, — осторожно ответил я.
— Зна-аете? — нарочито удивился старик. — А ну расскажите мне, откуда, я послухаю… А?
Я промолчал, дед Егор довольно крякнул:
— Вот то-то и оно… Допрежь, чем сказать: знаю — подумать надо, едри твою корень… А знаете-то вы совсем ничего. Ты вот на комбайне работал, видел, как колосок ветру кланяется, как он по всей степи разбежался. Вы скосили его, на ток привезли, в сусеки отправили — легко и просто… Эх-хе-хе, да не так-то это просто, ребятки…
Дед задумался, покачал головой, стянул с нее свою большую баранью шапку и пригладил седые волосы ладонью. Потом мазнул большим пальцем по усам и заговорил опять.
— За этот колосок, за хлебушек этот, что на току сейчас лежит, мы кровушки не жалели, жизни свои губили… Сколько их положено, мать честная — страсть!.. Вот послушайте, расскажу про один случай… Н-да… Ну, стало быть, так… После революции, когда Советы взяли власть, у нас тут тоже мужики поднялись. Собрали сход и постановили: «Власть — народу! Землю — крестьянам!» А народ коль решил, значит, тому и быть. В селе тоже Совет появился… Да началась гражданская война: сын против отца шел, брат против брата — насмерть! По степи бандиты шныряли. Налетят, словно чумные, похватают коммунистов да советчиков, устроят им казнь, какую пострашней, и скроются. Ну и решили мы тогда создать свой отряд, чтоб, значит, с бандитами схватиться. Опять собрали сельский сход. Покричали-покричали, однако отряд создали: тридцать шесть добровольцев пошли в него, ну и я, конечно… Тогда я молодым и красивым был — загляденье, пра… Как сяду на лихого коня, подкручу усы — и-и, милок, картина, да и только, едри твою корень… Ну, снарядили нас всем миром, отправились. Отогнали бандитов подальше, возвернулись. Но покою опять нет на селе. Богатеи мутили народ… А руководил ими поп Фиолетов, отец Алексей, первейший богатей. Все лучшие земли, почитай, ему принадлежали. Двадцать лошадей у него было, тридцать верблюдов, сорок пар быков — вот сколько, едри твою корень. Бывало, как придет пора в поле выходить, так полсела, ежели не больше, на него работают… Ну, вот, когда вернулся наш отряд, понял он, что жареным запахло, и отправил нарочного к белякам — верст за сто от нас они орудовали. Прослышали мы про это, посты поставили, ждем. Прошло несколько дней, и вдруг донесение — белые идут. Что делать? Собрались мы и ушли из села… Да-а. Пришли, значит, они, собрали сход. Явились на него и отец нашего командира старик Быковников, и старик Меньшов — у него три сына в Красной гвардии служили. Увидели их богатеи и начали измываться, камнями бить. Били до тех пор, пока они не обеспамятели и не упали… Несколько дней были беляки в селе, и все это время старики лежали на солнцепеке — унести их не разрешали, подходить тоже… Старики-то живые еще были… В это время и разнесся, значит, слух: Чапаев наступает… Эх, как подхватились белые вояки! Чапаев-то… слышали, поди, про такого?
— Слышали, — ответил я.
— Ну, ну… Чапаев-то, они знали, с ними цацкаться не будет, под гребенку смахнет… И что же они сделали! Закопали стариков живыми в землю!.. Ах, сволочи, вот так сволочи, едри твою корень!.. Нам опосля рассказывали, что земля над стариками долго шевелилась и из могилы хрип раздавался. Ушли белые, раскопали их, а они уже…
Дед Егор замолчал, склонив седую голову. Потрескивал фитиль в фонаре, мутно-красное пламя испуганно вздрагивало, и по плохо освещенным стенам будки качались темные тени. Страшные картины прошлого стояли перед глазами — было боязно и неуютно.
— А Чапаева вы видели, дедушка? — спросил я, тяготясь молчанием.
— А как жа! — вдруг спохватился дед Егор и мазнул пальцем по своим щетинистым усам. — Мы тогда, несколько человек, к нему в дивизию служить пошли… Вот человек, едри твою корень! — Старик от восхищения закрутил даже головой. — С ним нам и черт не страшен был — храбрец, каких мало… Бывало, пули свистят вокруг, а он на коне, в папахе да бурке на самом виду у беляков. И ничего, не брали его пули. Как заколдованный был, пра… Да-а… Значит, к чему я все это рассказал? Кумекаете? Во-он еще когда мы за наш хлебушко-то воевали, жизни свои не жалели, адские муки терпели… И забывать про это никому никогда не следует. Никогда, едри твою корень!..
— Дедушка, — спросил я, — а вы случайно не встречались у Чапаева с моим дедом — Иваном Васильевичем Смелковым? Он тоже у него служил…