После он выбежал из своего убежища и рванул со всех сил, чуть не попав под машину, и вызвав у меня, наверно, микроинфаркт от страха за него. Голова становится всё тяжелее от мыслей о моей адекватности, но вместе с тем, и от слов бездомных животных. Очередной кот, чёрно-белого окраса, поймал мой взгляд и примагнитил его, не давая отвести глаза:
- Безысходность да? Чувствуешь, как она надвигается? Наверняка, раз так меняешься в лице от моего голоса. А зима – тяжёлое время, безысходное даже становится. Нас, бродячих, травят на улицах или подвалах, заколачивают в некоторые входы. У нас остаётся вариант согреться где-то на теплотрассах, но иногда сил добраться туда не остаётся. Вы проходите мимо, когда мы замерзаем в сугробах, не способные даже подать голос. Не только от наступающей смерти, но ещё и от безысходности, которая приходит после понимания что это бесполезно, и от этого становится ещё больнее. – кот вздохнул, отвернул голову и сказал. – Может это бесполезно, но просто хочу сказать тебе, что мы чувствуем. Чувствуем безысходность, от вашего безразличия и холодности.
Я пошёл дальше, не в силах переносить этот печальный тон. Мне на самом деле жаль, что так происходит, но разве всем поможешь? Хотя раз я так думаю, что всем не помочь, похоже, что чувство безысходности кота, вполне оправданно. Ускоряю темп, чтобы немного согреться, как тут из подвала выходит рыжий кот, с белой грудью и лапами. Снова голос в голове, истощённый, слабый, будто покидающий это тело:
- На улице трудно выживать. Хочется кушать, мысли о еде занимают всё время. Голодаешь несколько дней или неделю. Некоторые умирают от истощения. Бывает кто-то кинет кусочек колбасы, или сметану. А есть случаи, когда подмешивают крысиный яд. Мы умираем в мучениях, от сжигающего внутренности огня. А всё почему? От чувства голода, понимаешь? Ты же тоже его испытываешь, как и я. Но поддавшись ему и отведав колбасы, которую оставила та женщина, ухожу теперь в мир иной… Но прежде чем я уйду, знай – мы чувствуем голод, и доверяем вам, а вы нас травите…
Животное испустило дух, обдав меня ледяной волной. В ужасе от происходящего, убираюсь отсюда прочь, каждый раз оглядываясь, на лежащее тело. В очередной раз повернув голову назад, поражаюсь ставшей достаточно привычной жестокости человека. Но что делать? Их слишком много, может это выход? Не дать животным мучится, проявить акт милосердия? Разве это правильно?
- Гав! – громко раздалось слева. Бежевый щенок, выглядывал из-за мусорного контейнера. Подхожу ближе, но он издаёт истерический лай и машет головой. – Не подходи! Хочешь меня пнуть? Не надо, я маленький! Если хочешь бросить в меня камень, то бросай и уходи! Но не приближайся! Еду тоже не оставляй, я сам себе найду в мусорке! Ты человек, а от вас ничего хорошего ждать не приходится! Иди своей дорогой и знай – мы чувствуем к вам недоверие!
Больше не раздражая и не испытывая нервы бедолаги, поспешно ретируюсь из его поля зрения. Два двора спустя, как натыкаюсь на лежащего, серо-белого пса с мерным взглядом. Это она, девочка. Посмотрев на меня, собака перевела взгляд перед собой и заговорила:
- Скитаюсь по улицам. Когда закрываю глаза, снится что я в тёплом доме. Меня гладят люди, которым я дорога, и которых я бы полюбила. Знаешь, я скулю о своих щенках, которых в своё время отобрали. Не знаю для чего и куда, но… Если кажется, что мы не умеем плакать, знай – умеем. Но также мы чувствуем свою ненужность, ни вам, ни себе в конечном итоге.
После пережитых встреч, решаю идти домой. Выпить чаю, сесть за комп и забыться, абстрагироваться от этого мира. На детской площадке, под горкой лежала ещё одна собака. Конечно же, она обратилась ко мне:
- Уличная жизнь – тяжёлая штука. Моих щенков заперли в подвале, куда мне было не добраться. Несколько дней я сидела под железной дверью и слушал писк умирающих детей. Засыпая на этой мокрой картонке, кем-то оставленной, слышу эти звуки даже во сне, каждого щенка. Знаешь, что это за чувство? Молчишь? Это горе, которое мы можем чувствовать…
Не дослушав, быстрым шагом ухожу к своему подъезду. Зайдя внутрь, и почувствовав некоторое облегчение, поднимаюсь вверх. Вдруг, между этажами на меня уставился серый, в чёрную горошину, кот почти без усов, с понурым взглядом прикрытых глаз: