— Рванули, парни, — согласился Борман, и следопыты побежали что есть мочи навстречу заходящему солнцу.
* * *
Дав последнюю очередь по немцам из пулемета, Череп с сожалением положил «Дегтярев» на землю и тоскливым взглядом окинул озеро. Спирт и Чуха уже были там. Борман скинул с себя тяжелый ремень с подсумком и зашел в воду последним.
Когда они доплыли до середины, на склон берега выехал все тот же бронетранспортер. С десяток немецких солдат не торопясь спускались к воде. Бронетранспортер вновь дал залп горящей смесью. Следопыты успели нырнуть. Сквозь водяную толщу они видели, как над поверхностью пробежало пламя, отчего цвет воды стал алым. Когда следопыты вынырнули, жадно глотая воздух ртом, немецкие солдаты смеялись, слушая комментарии своего офицера, который держал бинокль.
— Вот же суки, — затравленно посмотрел на берег Спирт.
— Гранатку бы сейчас, — сказал Череп, прикидывая расстояние для броска.
Огнеметчик снова дал залп. С гулом пронеслась волна огня. Вынырнув, они услышали голос офицера:
— Рус, сдавайся! Немножко буль-буль хватит.
Солдаты хохотали. Им явно нравилась эта игра с беззащитными следопытами.
— Что теперь делать-то будем? — хрипя, спросил Чуха.
Никто из следопытов не нашелся, что ему ответить. Офицер с биноклем скомандовал огнеметчику:
— Aufwärmen das Wasser![2]
Огненный смерч пронесся по поверхности озера. Вынырнули не все. Чухи не было. Череп еще раз нырнул и вытянул захлебывающегося приятеля за волосы.
— Я больше не могу, — прошептал Чуха.
— Держись, друг! — подбодрил его Спирт.
Борман и Череп стали поддерживать слабеющего приятеля над водой.
— Рус, сдавайся! — прокричал с берега офицер с биноклем.
— Русские не сдаются! — огрызнулся в ответ Череп.
Немецкие солдаты вытолкнули на берег знакомого рыжего сержанта НКВД. Теперь он был без хромовых сапог, фуражки и портупеи. Сержант преданно посмотрел на офицера. Тот брезгливо кивнул ему в сторону следопытов. Рыжий, угодливо семеня, подбежал к воде.
— Товарищи красноармейцы, сдавайтесь. Немецкое командование обещает вам сохранить жизнь.
— Какие мы тебе товарищи, гнида? — прокричал ему Череп.
— Задушил бы гада голыми руками, — прошептал Спирт.
— На что вы надеетесь?! Война все равно проиграна! — не умолкал сержант НКВД.
— Закрой пасть, иуда! — Череп ударил по воде рукой.
Немецкий офицер манерно поднял бинокль к глазам, словно он был в театре, а потом что-то тихо сказал сержанту. Последний, оскалясь в улыбке, закивал.
— Господин офицер дает вам одну минуту.
Чуха держался из последних сил, но было очевидно, что долго он не протянет.
— Я больше не могу, — шептал он.
— Хоть за Родину в бою умереть как мужикам, а не утонуть в этом болоте, — посетовал Череп.
Неожиданно Борман поплыл к берегу.
— Подождите, я сдаюсь. Я сдаюсь.
Следопыты удивленно переглянулись. Офицер ухмыльнулся. Борман выбрался на берег на четвереньках. Стараясь не привлекать внимания, он вытащил из брошенного им подсумка лимонку, выдернул кольцо и зажал ее в руке.
— Не убивайте. Я жить хочу. Сдаюсь. — Борман встал, подняв руки так, чтобы гранату, зажатую в руке, не было видно.
Следопыты оторопело наблюдали за действиями приятеля. Улыбаясь, Борман медленно пошел к офицеру с биноклем, вальяжно облокотившемуся на капот бронетранспортера. Офицер снисходительно улыбался.
Когда до офицера осталась пара шагов, немецкий автоматчик заметил в руке Бормана гранату. Пехотинец закричал, одновременно нажав на курок. Пронзенный пулями, Борман опустился на колени и кинул гранату под бронетранспортер. Грохнул взрыв. Волна огня устремилась во все стороны, сметая все на своем пути.
— Ох, ё! — только и успел сказать Череп.
Над их головами снова заполыхало. Чуха пошел ко дну. Спирт и Череп схватили его за волосы. Когда они вынырнули, их встретила тишина.
* * *
Обессиленные, они выползли на берег. Отдышавшись, Спирт вскарабкался по склону и осмотрелся по сторонам. Этот вечер ничем не отличался от других августовских вечеров двадцать первого века. Стрекотали сверчки, квакали лягушки, притихшим стоял чернеющий в сумерках лес, пахло свежескошенной травой, сложенной в стогах в поле. Спирт лег спиной на землю и посмотрел на небо. Уже начали появляться звезды. Меж ними мерцающей точкой летел реактивный самолет.
Чуха зарыдал, сжимая озерный песок в кулаке. Череп присел на берегу, обхватив голову руками.
* * *
Всю ночь следопыты закапывали разрытые прежде окопы, захоранивая останки. Рассвет они встретили стоя перед закопанным блиндажом. Немного помолчав, развернулись и пошли в сторону мемориала. Остановились у обелиска. В списке павших на том месте, где Череп выцарапал «Борман», была выгравирована надпись «красноармеец ФИЛАТОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ». Череп опустился на колени.
Через ограждение мемориала перепрыгнул молодой лосенок. Пробежав несколько метров, он остановился и посмотрел большими испуганными глазами на следопытов.
Неожиданно грохнул выстрел. Голова статуи воина над обелиском разлетелась на фрагменты. Следопыты упали на землю, прикрыв головы руками. Лосенок скрылся в зарослях. Серым облачком медленно опускалась бетонная пыль.
Раздалось рычание мотора. Гипсовую ограду мемориала мощным бампером протаранил джип. Из машины вышел толстый мужик в комбинезоне цвета хаки, держа наперевес охотничье ружье с оптикой. В салоне машины играла композиция группы «Рамштайн».
— Слышь, бомжи, тут лось не пробегал? — прокричал мужик.
Следопыты перевели взгляд на обезглавленную статую солдата на постаменте. Опустилось тонированное стекло, откуда показалось личико ярко накрашенной блондинки.
— Вовик, это не бомжи, это алкаши обдолбанные. Всю страну пропили, уроды. Поехали отсюда.
Джип сорвался с места, сбив одну из плит над могилой, и скрылся за деревьями.
В небе раздался раскатистый грохот грома. Начался летний дождь, быстро перешедший в ливень. Струи теплой воды текли по постаменту, смывая пыль и грязь. Под списком имен павших воинов проступила надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Следопыты молча смотрели на нее. Затем они повернулись и пошли к выходу. У открытых ворот, оперевшись на ограду, стоял рыжий дед, в котором следопыты узнали сержанта НКВД. Проходя мимо него, Череп остановился и протянул руку. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, затем бывший сержант опустил взгляд, достал портсигар и вложил его в ладонь Черепа.
— «…на долгую память», — прочел Череп надпись на портсигаре под изображением Спасской башни и зашагал за остальными. А дед все стоял у ограды, переводя взгляд то на обелиск, то на удаляющихся следопытов.
ЭПИЛОГ
Череп остановился и прочел надпись на фасаде дома: «Большая Посадская, дом 12». Перешагнув через кучу желтых листьев, небрежно сметенных дворником, он вошел в парадную, поднялся на второй этаж и остановился у двери под номером 41. Некоторое время стоял, собираясь с духом, затем позвонил и достал из кармана куртки разорванное письмо с оторванным уголком. Дверь ему открыла молодая симпатичная девушка.
— Здравствуйте. Демины здесь живут?
— Да. Бабушка, к тебе молодой человек.
Девушка отошла в сторону, пропуская Черепа в квартиру.
notes
Примечания
1
Что ты сказал? (нем.)
2
Подогреть воду! (нем.)