— Если бы увидел, то здесь тебя бы и зарыл.
— Да ты, блин, кто, в натуре…
Череп резко развернул за плечо Спирта и замахнулся кулаком:
— В натуре кум в прокуратуре!
Борман оттолкнул Черепа в сторону.
— Тихо. Разборки не нужны. Сейчас все вместе работаем дальше, потом все вместе смотрим, ясно?! Делим по справедливости. Кто что зажилит, того здесь и уроем. Все, снимаем бревна.
Череп и Спирт обхватили с двух сторон бревно и откатили его в сторону. Борман и Чуха взялись за следующее. Через полчаса верхняя часть блиндажа была разобрана. В его сухом чреве, куда более полувека не заглядывал свет, находились скелетированные останки шести человек: женщины, вероятно медсестры, офицера в кожаной тужурке и хромовых сапогах и, судя по бедной амуниции, четверых рядовых солдат. В центре блиндажа стоял стол и сколоченная из досок лавка. Снаряд попал в угол блиндажа, обвалив одну стену. Находившиеся в нем погибли на месте.
Борман оглядел своих подопечных, они волновались, предвкушая наживу, но дисциплинированно ждали команды.
— Ну все, смотрим, чего накопали. Только аккуратно, чтоб не взлететь с ними.
Спирт рванул к женщине.
— Жаль, аптечка плохо сохранилась. — Он усмехнулся и подмигнул Борману: — А командир по «кубам» капитан.
— Судя по кожанке — комиссар. — Борман раскрыл кобуру. — Наган как новенький. Тут сухо, как в склепе, вот металл и держится.
Умелым движением он открыл барабан.
— Заряжен, все патроны на месте. Вот же воевали, суки, — за Родину, за Сталина… ни одного выстрела по врагу.
— Видать, хотел отсидеться с бабой в укрытии — агитатор, но боженька все видит.
С угрюмым сопением Череп и Чуха осматривали карманы остальных убитых. Череп разочарованно выпрямился.
— Солдатня. Пацаны, тут голяк. Никакой это не штаб. Даже часов и обручалок нет. Ну полное говно.
Следопыты разочарованно переглянулись. Череп подошел ближе к Борману и, не сводя глаз с нагана, спросил:
— А за сколько ствол уйдет?
— Да погоди ты… уйдет. Ищи, может, еще что есть.
Череп с неохотой взял в руки лопату и пошел копать в обвалившийся угол блиндажа. Чуха сел на землю, опустив голову. Ему хотелось плакать — он почувствовал приступ острой жалости к себе, все его мечты о личном обогащении грозили так и остаться мечтами.
— Две недели, как папы Карлы рыли. И один наган. Алес капут. Я сдох. Не могу больше. Хочу домой.
— Не ной, и без тебя тошно. — Спирт сплюнул и пнул ногой ближайший скелет — ветхая ткань гимнастерки лопнула, обнажив ребра.
Неожиданно в углу, там, где копал Череп, раздался скрежет — лопата наткнулась на что-то металлическое. Череп поднажал, снимая пласт за пластом. Следопыты молчали, боясь спугнуть удачу. Из земли все явственней выступал металлический ящик. Череп не сдержался, отбросил лопату в сторону и попытался вытащить его руками.
— Тут сейф какой-то!
Спирт обхватил ящик с другой стороны:
— Так, родимый, чего же ты спрятался? Давай, давай его сюда.
— Да погоди ты, тяжелый, гад. На ногу не урони.
Борман, не скрывая радости, похлопал Черепа по плечу:
— Я же говорил, ищи, как сердцем чуял. Конкретно подфартило.
Чуха как ни в чем не бывало нетерпеливо приплясывал рядом:
— Ну, что там? Чего копаетесь?
— Отвянь, ты домой уже ехал.
— Пацаны, чую, что нам в натуре повезло. — Череп поднатужился, и ящик сдвинулся с места.
Следопыты оттащили сейф на середину блиндажа. Борман похлопал ладонью по его ржавой крышке.
— Хорошо бы орденов побольше. Если на гимнастерках наград нет — значит, тут хранили.
Чуха, не дожидаясь указания, быстро сбегал к палатке за ломом, которым и поддели изъеденную коррозией дверцу. Проржавевшие петли не выдержали, дверца открылась. Спирт жадно перерыл ворох пожелтевших бумаг.
— Да тут одна макулатура. Документы, бланки. Что за люди — умереть по-человечески не могут. Не думали они о потомках.
Спирт выгреб груду документов на землю, раскидав их ногами. Ничего ценного не было, одна «макулатура». Череп поднял толстую стопку бланков наградных листов и недоуменно повертел пожелтевшей бумагой:
— Борман, а это продать нельзя?
— Да кому эта хренотень нужна? Военники, комсомольские билеты — только если в Музей боевой славы. Если бы еще документы секретные были, а это так — туалетная бумага.
Спирт пошарил рукой по углам сейфа и достал последнее, что в нем оставалось, — картонную коробочку с патронами к нагану. Повертев трофей, он кинул его Борману.
— Тебе подарочек от комиссара.
— Мелочь, а приятно. — Борман спрятал патроны в карман.
* * *
В лучах заходящего солнца вырытый песок казался красным. Следопыты с унылыми лицами сидели на пригорке над разрытым блиндажом. Еще один рабочий день был закончен. Такие дни Борман называл нулевыми, имея в виду скудный улов из найденных трофеев. Похоже, в финале этого сезона вырисовывался круглый ноль. Борман прикусил губу, отгоняя плохие мысли. Чуха прихлопнул на своем лбу комара-кровососа и, с сожалением посмотрев на алый след на ладони, плаксиво заметил:
— Осень скоро, дожди зарядят.
— Дело дрянь. Место тут пустое — новое надо искать. — Спирт уныло обвел взглядом поляну.
Борман толкнул его плечом.
— Не ной. Где тут место новое — все уже в округе изрыто. Копать надо лучше.
Череп сощурил глаза и с надеждой посмотрел на Бормана:
— Может, по сто грамм накатим?
Некоторое время Борман молчал. Водкой он любил обмывать достойные находки, и поить этих оглоедов просто так не входило в его планы. Но, интуитивно чувствуя растущий пессимизм команды, грозивший перейти в массовое бегство, он встал и пошел к палатке. Из нее Борман вышел, держа в руках литровую бутылку водки.
— На, разливай.
Ребята воодушевленно повыскакивали со своих мест. Мгновенно появились пластмассовые стаканчики. Чуха быстро расстелил грязное покрывало — эдакий импровизированный стол. Когда Спирт принес несколько плавленых сырков и хлеб, Череп уже разлил водку по верхнюю риску.
Пили не чокаясь. Внутри разлилась теплота, заглушавшая голодное жжение. Спирт протолкнул в рот целый сырок.
— Жизнь прекрасна и удивительна — если выпить предварительно.
Чуха брезгливо отломал себе кусок хлеба. Вместо радостного настроения водка принесла тоску, и его снова нестерпимо потянуло домой.
— Сколько мы уже тут? А кроме нагана и бумажек ничего.
Борман отвел глаза в сторону, это нытье его начало раздражать.
— Что ты заладил… ничего, ничего… Еще не вечер.
Спирт усмехнулся, неопределенно кивая на небо.
— Как раз уже вечер.
Борман взял свой сырок и привстал:
— Ну давай еще ты поной. Я, кстати, никого не держу.
Спирт миролюбиво рыгнул и добавил:
— Да ладно, я к тому, что темнеет уже. Дай пацанам пострелять. Патроны есть. Заодно ствол проверим.
Борман достал наган и не без удовольствия прицелился в Чуху.
— Ну, для поднятия боевого духа в виде исключения можно…
Чуха нервно заморгал. Борман отвел пистолет в сторону и раскатисто рассмеялся:
— Что-то я совсем добрый стал — не к добру это…
— Опа, за острый глаз и твердую руку. — Череп одним махом разлил остатки водки.
— А этому только дай повод — «Ворошиловский стрелок».
Борман еще раз проверил заряженный барабан, взвел курок и вскинул наган, выбирая цель. Спирт вскочил, замахав руками:
— Притормози. Сейчас мы тир соорудим.
Быстро собрав брошенные лопаты, он воткнул их в ряд в песок перед пригорком, затем спрыгнул в блиндаж, вылез оттуда, держа четыре черепа, и водрузил их на черенки.
— Ну как?
В багровом свете заходящего солнца черепа мрачно взирали на следопытов пустыми глазницами, казалось, внутри их застыла сама вечность. У Чухи мороз пробежал по коже, он не любил подобные шутки — увиденное больше походило не на тир, а на жертвенный алтарь первобытного племени. Череп тоже нервно повел плечами и, сглотнув, закашлялся.