Выбрать главу

Кроме десантной группы железнодорожники готовили бронелетучку. В товарном вагоне выломали боковые стенки и сложили из мешков с песком брустверы. В открытых бойницах установили пулеметы. Так же оборудовали и платформы. А на паровозе смонтировали броневые плиты.

Костя Ковалев написал аршинными буквами по бортам: «За власть Советов!»

Ревком и Учполитотдел остались довольны: задание командования фронта и Реввоенсовета было выполнено в срок. Денис Петрович, ежедневно осматривавший бронелетучку, подсказал:

— Лозунгов надо поболее.

И Костя Ковалев ко дню отправления на фронт изукрасил бронелетучку. На паровозе — «Смерть белякам!» А на последней платформе — «Мир — хижинам, война — дворцам!» На дымовой коробке паровоза — яркая алая звезда.

Провожать добровольцев на вокзал пришла добрая половина тогдашней Рязани. Играл духовой оркестр. Настроение у всех тревожно-приподнятое.

В кругу знакомых и родственников под лихую гармонику Ковалев отплясывал барыню. Он был чуть под хмельком. Густой чуб свисал на глаза, и Константин поминутно откидывал его назад. С ним в кругу была молодая, раскрасневшаяся жена. Она плясала и что-то выкрикивала высоким голосом, как причитание.

Комсомольцы Дашковских казарм пришли со своим развернутым знаменем. Песня сама рвалась в сентябрьское небо:

Смело мы в бой пойдем За власть Советов. И как один умрем В борьбе за это!..

Встречали нас учитель и Нифонтов:

— Здравствуйте, товарищи комсомольцы!

— Здр-р-рас-с-сте!

Учитель пощипывал бороденку.

— Умирать не нужно. Победить нужно, товарищи!

— Ур-ра-а!!!

Вот по перрону под тяжелым плюшевым знаменем, чеканя шаг, как настоящие солдаты, маршируют комсомольцы Рязани-Уральской. Павел Бочаров — впереди! Вот он браво рапортует Нифонтову, приложив руку к гимназической, сбитой набекрень фуражке:

— Сводный отряд молодых железнодорожников готов отбыть на фронт!

Рассыпался строй. Ребята смешались с провожающими.

Со слезами на глазах стоит моя мама в черном платке и рядом — притихшие сестренки. Отец разговаривает с начальником станции в красной фуражке, а глаза косит на меня.

В безоблачном небе над нашим домом вьются голуби. Мы с Пашкой держимся за руки. Смотрим на них. На сердце тайное волнение: как-то обойдется? Едем на войну!

Но вот и долгий гудок паровоза. И команда:

— По ва-а-а-го-о-онам!!!

Дрогнули стыки под колесами, и Рязань поплыла назад. Толпа на перроне бурлила, рвалась к движущемуся поезду.

— Возвращайтесь скорее!

— Возьми пирожки, Вася!

— Пригибайся, Костя, чтоб пуля миновала.

— Он на четвереньках на кавалерию.

— Хо-хо-хо!

Жена Ковалева бежала рядом с вагоном, волосы ее растрепались, спадали на плечи. Она плакала и все не отпускала руку мужа. Поезд набрал ход, и женщина осталась на краю перрона.

Побежали домики с садочками — окраина! А дальше — разморенная летом степь.

Ночь проспали, прижавшись друг к другу. А на рассвете поезд резко остановился.

Павел Бочаров с силой откатил дверь вагона и выпрыгнул на землю. Наблюдатель с крыши крикнул:

— За бугром всадники!

Павел проворно забрался к нему, приложился и выстрелил в поле. Стреляли и в голове бронелетучки. На крайней платформе заговорил наш пулемет, распугивая утреннюю тишину.

Вдоль вагонов бежал Нифонтов и грозил машинисту:

— Ходу! Ходу, мать рас-так!

Орал во все горло Павел:

— Двигайся! Сшибут снарядом!

Бронелетучка тихонько тронулась и в глубокой выемке остановилась.

Нифонтов скомандовал:

— Десант, в це-е-пь!!!

Мы взяли винтовки наперевес, бросились через кювет в чистое поле. Неприятельские кавалеристы спешились и укрылись за бугром. Последовала новая команда Нифонтова:

— Ложи-и-ись!

Мы упали в траву.

В небо взмыли жаворонки, и полилась их песня над притихшими полями. Вот опомнилась перепелка:

— Спать хочу! Спать хочу!

Мы лежали в высокой, подсохшей за лето полыни на меже. Солнце припекало. Земля пахла влажной от росы стерней. Слышно было, как за бугром позванивали удила лошадей.

Пока бежали по полю, Павел подбадривал меня:

— Не пугайся, Володька… Не каждая пуля в цель…

И мне действительно было спокойнее с другом. А лежа в траве, Бочаров учил меня:

— Целься в грудь… А если на коне, то бери упреждение…

И я поддакивал ему, будто бы он знал больше, чем я.

Впереди на бугре закричали:

— Приготовиться!