— Может, в самом деле так получилось? — спросил Кузнецов.
— Ну, тетушка Лю не такая неряха. А потом, как может бумажка прилипнуть к башмаку в сухую погоду?
— Ну, чего не случается, — как можно равнодушнее сказал Кузнецов.
Посмотрев на часы, спохватился:
— Ох, засиделся я у вас. А ведь мне работать надо.
— Ничего, работа не волк, в лес не убежит, — заметил Ван Шен-гун, — Да вы заходите как-нибудь. Просто так, поговорить.
— Работы много. Так что скоро вряд ли смогу зайти, — нерешительно ответил Кузнецов.
Итоги обхода участка обсуждали у Сухомлинова.
— Итак, — сказал Даниил Осипович, — мы получили, пусть косвенное, но достаточно убедительное подтверждение: Чжан Цзян интересуется старой крепостью. И, по-видимому, это он посылал туда своего агента. Кто этот шпион, мы пока не знаем.
— Кроме мальчишек старьевщика никто не видел. И они никаких примет назвать не могли, — отметил Кузнецов.
— Но для чего ему понадобилось посылать к крепости сборщика утиля? — недоуменно спросил Мустафин.
— А он и не посылал. Старьевщик замешан здесь случайно, — возразил Иван Григорьевич.
— Может, случайно. А может… идейка была подброшена мальчишкам именно в расчете на такую случайность, — предположил Мустафин.
— Если это так, сделан умный ход, — рассудил Сухомлинов. — С одной стороны, можно отвести подозрение, с другой — проверить, как будут реагировать чекисты. Впрочем, продолжайте.
— На мой взгляд, — сказал Кузнецов, — к этому случаю примыкает происшествие на станции Алма-Ата первая. Человек, который интересовался воинскими эшелонами, одет был точно так же, как неизвестный, которого видели у старой крепости.
— О нем ничего выяснить не удалось? — спросил Сухомлинов.
— Нет, товарищ полковник, — виновато кашлянув в кулак, Кузнецов продолжал: — И, наконец, сомнительный кореец в Тастаке. На нем та же черная одежда. Смущает, правда, одно обстоятельство — речь. Одни утверждают, что незнакомец в черном говорит по-русски довольно плохо, другие — с сильным акцентом, третьи уверяют, что речь его четкая, правильная.
— А может, в Тастаке действительно был кореец? — усомнился Мустафин.
— Я не исключаю такой возможности. Однако, по-моему, это один и тот же человек.
— Если это разные люди, — заметил Сухомлинов, — задача ваша намного усложнится. Если же это одно лицо, перед нами опытный и ловкий противник.
Помолчав, полковник добавил:
— Если считать незнакомцев за одну личность, то бросается в глаза такое обстоятельство. Обращаясь к женщинам, мужчина в двух случаях располагает их к себе тем, что бьет на жалость и сочувствие. Далее. Он довольно искусно изменяет речь. Это говорит об осторожности и хитрости. В этом видно и другое. Противнику нашему не чужды психологические приемы.
— Да, это так, — признал Кузнецов.
— А на мой взгляд, в действиях на станции и в Тастаке значителен элемент авантюризма. Пойти на это может гастролер, который спешит, а риск оправдывает цель, — выразил свое предположение Мустафин.
— Мысль не лишена логики и интереса, Аскар Габбасович. Поэтому попрошу вас продумать меры по этой версии и завтра доложить мне, — приказал Сухомлинов. Обращаясь к Кузнецову, спросил: — А каковы ваши выводы?
Сверяясь с тетрадью, чтобы не спутать фамилии, Иван Григорьевич стал конкретно, но по возможности четко, характеризовать тех, с кем ему пришлось в эти дни встречаться, беседовать. Пришлось, как он признал, и упреки выслушивать, и на вопросы кое-кому отвечать.
Слушая Кузнецова, Даниил Осипович изредка что-то записывал на листе бумаги. После доклада полковник обратился к Мустафину:
— Ну, а у вас, Аскар Габбасович, что есть?
— Удалось установить, что в консульстве почти месяц жил китаец, которого все звали Ваня. Ушел, а, вернее, исчез он из консульства, если наши данные верны, за день до появления незнакомца у старой крепости.
— Вот как?
— Да, товарищ полковник. Как стало известно, работники милиции по поводу проживания в консульстве постороннего лица обращались с предупреждением к консулу Инь Кен-ху.
— И что же?
— На вопрос, кто этот человек, консул пожал плечами и ответил, что фамилию его не знает, так как пригласил плотника не он, а вице-консул. Такую же «неосведомленность» проявили вице-консул Чжан Цзян и секретарь Гао. Последний даже изумился, зачем ему знать этого человека. Работал он за питание и ночлег, зарплаты никакой не получал, в ведомостях не значился. Ему, мол, дела до него нет.