Абрамук закурил, встал из-за стола, подошел к окну, за которым уже давно стояла темная ночь. Он старался представить себе всю картину событий, наметить пути дальнейших действий. Джашпар Тныштыкбаев продолжал свой рассказ:
— С той поры, с девятнадцатого года, Асадуллу знают у нас как лекаря. Мы не знаем, образованный ли он доктор. Но авторитетом в аулах пользуется. Здесь немаловажную роль играет и то, что Асадулла выдает себя за очень религиозного человека, близкого к духовенству. Семейный, имеет двух жен: обе казашки. По два, а то и три раза в году бывает в Ташкенте, мотивируя это необходимостью приобрести лекарственные травы, медикаменты. Иногда выезжает вместе с больными. По пути гостит у ишана Сафы-хана в Коканде. Его очень часто видят в кругу местной родовой знати, баев. Без него не обходятся религиозные праздники, отправления разных обрядов. Так что крепкий орешек, этот Асадулла. Расколоть его будет нелегко.
Петр Николаевич Абрамук все стоял у окна, мысленно рисуя портрет Афгана. Но вот он резко повернулся и зашагал по комнате. Потом остановился около Тныштыкбаева, положил руку на его плечо.
— Молодец, Джашпар! Рассуждаешь правильно. Но одному змеиный клубок не распутать. Трудное это дело. И очень опасное.
Абрамуку в ту минуту хотелось обнять Джашпара, по-отечески приласкать. Но на службе этого делать не полагалось. И Петр Николаевич молча смотрел на своего помощника. Впервые обратил внимание на слегка припухшие, обветренные губы, над которыми едва угадывалась черная полоска усиков, на короткий прямой нос, впалые щеки. «Эх, Джашпар, Джашпар! — думал Абрамук. — Не в такой бы обстановке молодость тебе проводить. Ни отдыха-то ты не знаешь, ни покоя. Сколько мужества и стойкости требуется для этого».
Петр Николаевич тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, сказал:
— Ну-ка давай по карте проверим свои действия.
Продолжая беседовать с Джашпаром, уточняя детали, Абрамук делал пометки на карте: у населенных пунктов, на дорогах, горных тропах…
Рассвет они встретили здесь же, за письменным столом. В начале рабочего дня по телефону проинформировали обо всем начальника Сыр-Дарьинского окружного отдела ОГПУ Журавлева. Тот дал указание подготовить группу во главе с Тныштыкбаевым, направить ее в Сузак.
— Мы со своей стороны, — сказал Журавлев, — примем все необходимые меры. Надо действовать. Смело, решительно, инициативно!
Днем Абрамук и Тныштыкбаев зашли в Туркестанский райком партии. А когда вернулись к себе, то от дежурного узнали, что звонил Журавлев и приказал им обоим утром быть в окротделе ОГПУ.
… Мерно постукивая колесами, поезд шел из Чимкента в Туркестан. Не выспавшись в прошлую ночь, Джашпар и сейчас, как ни силился, уснуть не мог. Стоило закрыть глаза, как перед взором вырастал образ Журавлева. Вот он вошел в кабинет — высокий, широкоплечий, с озабоченным лицом. Поздоровался, снял с себя длинную, изрядно поношенную шинель, обвел собравшихся испытывающим взглядом. Потом сказал:
— Только что закончилось заседание окружкома партии и окрисполкома. Обсуждался вопрос о ходе коллективизации в районах округа. Было указано на отдельные недоработки в борьбе с чуждыми элементами, саботирующими политику партии…
Открыв совещание, Журавлев предоставил слово своему заместителю Бурдакову, недавно прибывшему в Чимкент. Молодой чекист, привыкший к оперативной деятельности, а не к речам, лаконично обрисовал общее положение в округе.
— Мы не имеем права, — сказал Семен Николаевич, — проходить мимо провокационных вылазок врагов, мимо тревожных сигналов, поступающих в первую очередь из Сузакского района…
Раздумья Джашпара, по-прежнему сидевшего у вагонного окна, прервал вошедший Абрамук, до этого беседовавший в тамбуре со своим старым другом-однокашником.