Наконец Левонен и его спутники поели и вернулись в избушку.
— Ты что, больной, что ли? Все лежишь… — спросил Левонен у Юрки. — Мог бы встать и хоть посуду помыть.
— Я свою посуду помыл, — буркнул Юрки в ответ.
— Ну-ну! — заключил Левонен многозначительно.
Борисов и Кирьянов ждали, пока Левонен выбирал себе место на нарах. Наконец Левонен улегся.
— Да хранит нас бог и сбережет наш покой… — вздохнул он и добавил, глядя на Юрки: — …раз уж солдаты теперь пошли такие, что им лень стоять в карауле.
— Ничего, бог постережет, — невозмутимо ответил Юрки. — Ежели он не постережет, то от часовых толку мало.
В вершинах деревьев шумел ветер. Дождь перестал, и начало проглядывать солнце.
Не успел Юрки задремать, как Левонен разбудил его:
— У нас большие ноши. Ты поможешь нам нести?
— Нам не по дороге, — сообщил Юрки.
— Как не по дороге? Куда же ты путь держишь?
Юрки ответил неопределенно: время, мол, сейчас такое, что не положено говорить, куда и зачем идешь. Должны же члены правительства понимать, что солдат подчиняется лишь своему непосредственному начальству и что есть вещи, которые солдат не имеет права разглашать…
Когда Юрки проснулся, все спали. Лишь перед избушкой на чурбаке возле стола сидел Кирьянов, сменивший на посту Симо. Увидев Юрки с кошелем, он спросил:
— Ты пошел? А что сказать, если спросят?
— Скажи, что Юрки ушел по делам Карелии. Ну, бывай.
Сперва Юрки шел по тропе в сторону Вуоккиниеми. Но, скрывшись с глаз Кирьянова, он свернул налево и пошел прямо по лесу. Взмокшая от пота рубашка уже прилипла к спине, а он все шел, не останавливаясь. Лишь оказавшись в глухой низине, поросшей густым ельником, он сделал привал и решил позавтракать. В кошеле у него осталось несколько окуней, пойманных вчера Симо.
По небу плыли легкие облака. Из распустившихся почек выглядывали зеленые листики величиной с мышиное ушко. Юрки лежал на мшистой земле и разглядывал их. На душе у него вдруг стало спокойно. Да, теперь он сделал свой выбор, и от него он уже не откажется. Так что чуток и подремать можно. Что будет дальше, там видно будет. Сверху грело солнышко, сбоку подогревал костер: они словно соревновались. Но ветер опять начал усиливаться. Верхушки деревьев раскачивались где-то высоко-высоко, и, глядя на них, возникало приятное ощущение, будто мшистая земля, на которой Юрки лежал, тоже мерно покачивалась.
— Ну и здоров ты дрыхнуть, Юрки, — сказал кто-то спокойным голосом, и Юрки проснулся. Возле костра на корточках сидел какой-то мужчина, поправляя головешки. Его широкое лицо обросло бородой, серые глаза смотрели устало и настороженно.
— Васселей?!
Юрки сел и протянул Васселею свой кисет.
— Откуда и куда?
— А ты? — насторожился Васселей.
— Я из Тахкониеми. Привет тебе из дому.
— Спасибо. Хотя и не догадались они с тобой послать привет, все равно спасибо. Как они там?
— Да что они… Живы-здоровы. Ты домой идешь?
— Домой? — В глазах Васселея появилось такое выражение тоски и боли, что Юрки отвел свой взгляд. — Скажи, Юрки… Знаю, тебе можно верить… Могу я идти домой? Чья там власть?
— Не знаю, какая там власть. Красные финны взяли Ухту. Наше правительство сбежало в Вуоккиниеми. Вот такие дела у нас…
Васселей взял прут и стал шевелить головешки, хотя они и без того уже разгорелись.
— Красные, значит, могут прийти в Тахкониеми?
— Я их не видел и не спрашивал, куда они идут, — угрюмо ответил Юрки.
Васселей сходил за водой, поставил котелок в огонь, закурил, задумался.
— Так ты думаешь, домой мне ходу нет? — спросил он опять.
— Решай сам. Мы, карелы, народ, привычный ходить по лесам. И если след где увидим, сразу можем сказать, кто прошел. А какие следы ты оставил, сам знаешь…
— Про свои следы я у тебя не спрашиваю, — оборвал его Васселей.
— Давай не будем ссориться, — предложил Юрки. — И так хватает ссор да драк, без нас с тобой. Вот что ты мне скажи, Васселей. Ты не из тех, кто ходит и народ собирает, чтобы с Советами воевать, а?
Васселей долго молчал.
— Этих собирателей и без меня хватает, — ответил он хмуро. — Ты читал вот это?
Юрки мельком взглянул на обложку брошюры, которую Васселей достал из-за пазухи, и в руки ее не взял. Брошюрка называлась «За свободу Карелии!».
— Я курю трубку, — пояснил он. — На закрутку мне бумага не требуется.
Васселей хотел бросить брошюрку в костер, но, подумав, сунул ее за пазуху.