Я посмотрела на себя. В комнате уже было не темно. Зимний рассвет догнал нас, а снег за окнами сделал его ясным. В странном рассеянном свете моя кожа и в самом деле сияла металлическим отблеском, мягко, но заметно.
- Господи, - пробормотал Серёжка. – Как же так случилось, что ты стала моя, куэрида? Ты ведь и правда моя?
Я кивнула и вдруг испугалась.
- А если сейчас придёт кошка?
- Какая кошка? - не понял он.
- Эсперанца! – процедила я.
- А, - он вяло отмахнулся своей точёной кистью. – Её комната в другом месте…
Он запихнул руку куда-то под кровать и выволок оттуда бутылку шампанского.
- Предлагаю поддержать силы, - пробормотал Сергей. – Полька, вида миа, там на столе есть бокалы…
Я глянула и сказала:
- Один и ещё кучка стекла.
- Давай его сюда… Бокал конечно…
Я принесла, и мы стали пить то сам ое шампанское, так восхитившее меня ночью, отпивая по глотку и передавая друг другу бокал. Потом он снова стал целовать меня.
- Я уже было решил, что всё, - нехотя признался Сергей. – В особенности, когда увидел тебя с этим Карузо…
- Ты красивый, - сказала я. – Эрмозо.
- О? – удивился он. – Этого слова я точно не произносил.
- На истории искусств, - призналась я. – Шла речь о Филиппе Красивом. Я запомнила.
Серёжка собственническим загребущим жестом ухватил меня и притиснул к себе.
- Моя женщина! – объявил он с точно такой интонацией и таким же выражением на лице, с каким недавно папа сказал «Моя дочь!», с гордостью и полным осознанием прав собственника.
Я вспомнила.
- Серёжка, ночью ты послал на фиг моего отца…
Сергей пробормотал что-то в том смысле, что и не жалеет.
- Папа такие вещи терпеть не может и не прощает, - сказала я.
- Я тоже, - буркнул Сергей. – Если ещё позволит себе подобные высказывания в мой адрес, я заберу тебя у него прямо сейчас.
Сказан о было так, что я поняла: он принял решение и менять его не намерен.
Усталость мягко гудела во всём теле, но спать не хотелось совершенно. Мы так и сидели, обнявшись, разговаривали и строили всякие планы.
Потом пришла моя мама, принесла для меня другое платье.
- Ох, и наделали же вы вчера шуму, ребята, - сказала она.
Мы уставились на неё. Мама улыбнулась.
- Вы так орали друг на друга, что сбежалась половина дома. И наблюдала потом, как вы, в упор никого не видя, смеялись и обнимались. Сашка был в ярости. Я еле удержала его. А ещё до этого все заметили, как один прятался, а другая с потерянным видом его искала.
- А сейчас? – спросила я. – Как папа сейчас?
- Поговорить им придётся, - осторожно сказала мама. – Пойдём.
Они действительно… поговорили. Первым делом папа отвесил ему зверскую пощёчину и процедил:
- Не смей выставлять на посмешище мою дочь!
Серёжка сделался яростный и очень сдержанный при этом .
- Справились, да? - сказал он. – Я-то вас ударить не могу. Просто из-за вашего возраста. Но имейте в виду, теперь Полина моя женщина и это я за неё отвечаю.
- Вот и постарайся, будь добр, чтобы она не выглядела дурой! – припечатал отец. – А теперь пошёл! И приведи себя в порядок! Мы все сейчас идём обедать. И ты с нами!
Потом мы и в самом деле спустились в ресторан двумя парами, и нас встретили аплодисментами, чуть ли не овацией, все, кто там был. Под взглядами этих людей Серёжка слегка повернулся и через наши с мамой головы сказал:
- Синяк будет.
А мой отец ответил:
- Я старался.
===
Уважаемые читатели, если вам нравится рассказ, пожалуйста, поддерживайте автора звездочкой и комментариями! Очень сложно писать в "никуда"
12
Пятого числа позвонил Артём и напомнил про свой день рождения. Я помнила. Ещё бы! Чудо такое – в сочельник родиться. Одно время мы сильно изводили Тёмку по этому поводу, а с годами, когда каждый вдруг начал проникаться духом Рождества, перестали и даже втихомолку завидовали.
- Приходи к четырём часам, - сказал Артём.
Я высказалась в том смысле, что поздравляю и всё такое, но не, без Галицына не приду. Артём тихо засмеялся и сообщил, что только что, слово в слово ему то же самое сказал Серёжка.
- Вы уж тогда сами договаривайтесь, - предложил Артём, - кто с кем из вас идёт. В четыре!