Снова вошла с кофейником Эльна и налила всем кофе. На этот раз она пришла со своей чашкой и с подносом, на который поставила кофейник.
Сапожник передал бутылку Петтерсону, и тот налил себе еще рюмку водки с кофе. То же проделал сапожник.
— Может быть, у Эльны есть какие-нибудь пожелания? Я говорю о фотографиях, — сказала Анита.
— Фру спрашивает, какие ты хочешь фотокарточки? — выкрикнул сапожник.
— Я не знаю, — сказала Эльна. — Хочу только, чтобы меня на них не было. Я не хочу фотографироваться одна.
— Не бойся! — выкрикнул сапожник. — Сама загляни в фотоаппарат, если ему не веришь!
Эльна покраснела.
Она налила всем еще кофе.
— Очень жаль, — сказала Анита, — что вы не собрались все вместе и общего снимка не будет. Но, может быть, мы сфотографируем хозяев дома — Густафсона и Эльну?
— Не стоит, — сказал сапожник. — Не стоит этого делать.
Анита поняла его.
— Все, — сказал Петтерсон, — больше мне пить нельзя. По крайней мере, до того, как сфотографирую дома. Потом можно продолжить. Если, конечно, немного отдохнуть.
— Мы с Эльной так и собирались сделать, — сказал сапожник.
Петтерсон поднялся.
— Спасибо большое за угощение, — сказал он. — Пойду снимать. И начну, нравится это вам или нет, с развалин дома Ингвё.
Петтерсон ухватил штатив и фотокамеру и отправился в путь. Анита осталась поговорить с Эльной, а сапожник решил выйти, когда очередь дойдет до Выселок.
К памятнику старины он идти не хотел.
Петтерсон не торопился и работал тщательно. Сапожник помогал ему и заглядывал в объектив, когда снимали мастерскую и весь его дом с двух разных точек.
Ему очень понравились оба вида.
Он помогал Петтерсону и тогда, когда тот снимал дом Эриксона, хотя в объектив больше не заглядывал. Вместо этого Густафсон подробно словами описывал, какую часть дома надо захватить в кадр, а какую — нет.
Сапожник старался запоминать свои слова, ему предстояло дать обо всем отчет Эриксону.
— Эриксон больно беспокоился, что ты напечатаешь снимки его дома в газете, — сказал он.
Петтерсон заверил его, что не собирается этого делать.
Закончив работу, оба вернулись в горницу Эльны, но женщины к тому времени успели перейти на кухню. Туда же пошли и сапожник с Петтерсоном.
— Всё готово! — выкрикнул сапожник. — Он ловко работает, Петтерсон! Фотоаппарат у него отличный, Надо за это выпить!
— Эльна подарила нам красивое полотенце. Она сама сшила его, — сказала Анита Петтерсону. — Я не знаю, чем бы отдарить ее.
Сапожник и Петтерсон чокнулись.
Эльна улыбнулась и покраснела.
После этого гости распрощались с хозяевами. Петтерсону хотелось поблагодарить Эльну за полотенце, но он не знал, как это делается, и скомкал благодарственные слова: — Спасибо, большое вам спасибо! Еще увидимся!
— Честь вам и спасибо! — попрощался сапожник.
Петтерсон и Анита медленно брели с Выселок к опушке леса и вошли в лес. На пути они ни разу не оглянулись.
— Ты не сказал сапожнику, что мы не женаты? — спросила Анита.
— О чем ты? Я уже не помню, что ему говорил. Я столько выпил, что ничего не соображаю.
— Эльна сказала, что мы не должны говорить об этом сапожнику. Он бы нас не понял.
— А как узнала об этом Эльна?
— Мы не носим колец.
— Разве мы их не носим? Тогда я срочно займусь превращением фургона в пару колец.
— Ты хочешь на мне жениться?
— Ты рехнулась? Нам же понадобятся кольца.
Петтерсон остановился на дороге.
— Черт возьми, ну что прикажешь им делать! — сказал он. — У меня прямо перед глазами стоит эта картина, как они все четверо цепляются за угол дома, чтобы их не уволокли туда, куда они совсем не собираются.
— О чем ты говоришь?
— А ты считаешь, что они еще смогут здесь протянуть?
— Смогут. Смогут, пока у них есть Эльна.
— А потом?
— Потом я не знаю.
Анита пошла быстрее, за ней заторопился и Петтерсон. Он немного опьянел.
— Если бы я мог, я запретил бы эту тишину. Она, как… как бесконечная периодическая десятичная дробь, вот!.. Хотя с моим слухом запретить тишину непросто… Юсефа и ее двадцать детей будут сниться мне всю жизнь… Я не говорю уж о самом Ингве… Хотя я люблю его! Это я один люблю его!.. Разве ты не понимаешь, Анита, — я сообразил. Кто-то придет к ним, чтобы опоясать их чресла и увести туда, куда они не хотят.
— Ниссе, очнись! — сказала Анита. — Тебя дурачит лес. Держись за мою руку, городской мальчик, держись крепче, чтобы тебя не переехала машина! Мы уже у шоссе.