В Берлине мне предстояло найти Мартина Вагнера. Это был архитектор, строивший социальное жилье в Берлине. Он осваивал технологию панельного строительства, поэтому я был крайне заинтересован с ним переговорить. Этот человек известен своими антифашистскими убеждениями, правда, Мартин не коммунист, он сочувствовал социал-демократам, но посещал в Советский Союз. И мне было очень важно, чтобы этот человек оказался в эмиграции не в Турции или США, а именно в СССР. Ведь он возглавлял всё некоммерческое строительство в Берлине, понимаете, некоммерческое! Фактически, программа социалистического распределения жилья для бедных слоев населения.
Я нашел его в поместье Эйхкамп. Которое он только-только достроил. Это был худощавый мужчина среднего роста с тяжелым взглядом из-подлобья. Он не слишком доверчиво воспринимал мою речь, тем более, что строительная отрасль сейчас переживала в Германии тяжелый кризис (как часть мирового экономического кризиса) и его планы все оказались перечеркнуты. Тем не менее, я взял у него подробное интервью. И мы сумели как-то найти общий язык. Дружбы, какой возникла у меня со многими писателями Германии, не возникло, но вот приязненные отношения, пожалуй, что да. Я поехал брать себе билет на поезд в Москву, по-прежнему прикрываясь чужим именем и чужими документами. Господину Вагнеру я представился как Михаил Кольцов, хотя и попросил его говорить, что интервью брал французский журналист.
И тут, на Берлинском железнодорожном вокзале я встретил её. Миша Кольцов стал рваться из меня, вопил и кричал, что это она, и что я должен, и что вообще, я сволота последняя! Миша! Дай мне волю! Но я дал ему по рукам и загнал поглубже, чтобы даже не шевелился. Он, конечно же, обиделся, и очень долго со мной не разговаривал.
Кого это её? Понятно, что Марию. Которая Остен. Которая в Реальной истории стала его третьей женой… хотя и гражданской, которая и погибла из-за него. Поехала спасать, блин… и ее расстреляли…
«Миша, я её люблю!»
«Миша, ты хочешь ее смерти?»
«Что ты говоришь такое?»
«Если ты ее любишь, в чём я не уверен, ты же ее даже не узнал еще, так вот, тем более обходи ее пятой дорогой!»
«Почему?»
«Оба пропадете, и я с вами заодно».
«Сволочь, ты, Миша, сам в порыве страсти барышню три дня валял, а мне так фигу в нос!»
«Фиг вам — народная индейская изба, Кольцов, пожалей ты ее, а?»
Я лично понимал, что Мария Остен нарисовалась на горизонте совершенно не случайно, скорее всего, её поставили за мной понаблюдать. Так показалось, во всяком случае. Но она не сделала нам с Мишей ничего плохого, зачем же разрушать ее жизнь?
Кольцов злобствовал в моем мозгу, я же наглотался аспирина фирмы Баейр и делал вид, что со мной всё в порядке. Но нихрена со мной в порядке не было! Меня тянуло к Паоле, Кольцова тянуло к Марии… Растроение личности получалось, потому что нас обоих товарищ Сталин тянул в Москву. И эта последняя тяга была решающей.
А в Москве на железнодорожном вокзале меня встретил товарищ Артузов, сволочь этакая, с цветочками, алыми гвоздиками, да еще и четырьмя штуками! Намеки он тут устроил, чтобы тебя только парными букетами поздравляли! Ну, в общем, поехали мы по столице да возложили цветы у памятника героям-революционерам. Как я понял, орденом меня не наградят. Ну и ладно. Не за ордена же воюем, в само-то деле, не за ордена!
Глава девятнадцатая. Под микроскопом
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 26 апреля 1932 года.
Отгремели торжественные мероприятия, посвященные дню рождения Владимира Ильича Ленина. Мероприятия отгремели, а некоторые товарищи загремели, да не куда-нибудь, а на Лубянку, надо было им ответить на некоторые вопросы, которых у следователей накопилось очень и очень много. Вот только сначала они выстоят траурную вахту у тела товарища Ягоды, который вчера застрелился у себя дома. Что-то почувствовал, мерзавец, два раза выстрелил себе в висок, снайпер, наверное!
Надо сказать, что настроение у товарища Сталина было несколько приподнятое. Как-то незаметно стали уходить куда-то из жизни очень неприятные персонажи. Тот же Троцкий. И как это получилось, что Лев Давыдович нас так быстро покинул? Вот этим, точнее, отчетом об операции, который предоставил Артур Христианович Артузов, руководитель иностранного отдела ОГПУ Иосиф Виссарионович и решил заняться.
Отчет существовал в единственном экземпляре. Сначала вождь прочитал о выбранном спецпрепарате, который действовал надежно, но имел одно побочное свойство — давал сильный запах чеснока у пораженного им объекта. Усмехнулся, Троцкий любил острую еду, это было хорошо известно, так что баранина под чесночным соусом, даже картофель, и тот шел с большими дозами чеснока, посему врач, проводивший вскрытие, подтвердил сильную пневмонию. Кроме того, бронхит подхватила жена Троцкого, но у нее болезнь протекала не в такой тяжелой форме — она вдыхала токсин не так долго. Сам препарат был не опасным, опасным были его пары, но тоже недолго. А тут еще — климат острова и частые простуды, которыми страдал создатель мирового троцкизма. На кашель и простуду он жаловался задолго до приезда Кольцова, так что всё получилось более чем удачно. Просто прохлопали воспаление легких, а когда хватились, было уже поздно! Теллурий так тяжело достать, а сделать из него нечто смертоносное… И еще, к тому же, в единственном экземпляре! Это ж такие расходы. Но не будем мелочиться. Льва дробинкой не убить. Интересно, что у Кольцова тоже были признаки бронхита, но опять же в легкой форме. Он заболел уже в Париже, из-за чего пребывание там могло затянуться, а когда он закадрил Лину Оденсе, точнее, когда она закадрила его. Почему-то девушка решила испытать Михаила, предложить ему бежать, скрыться, но он не раскрыл себя, да и на очень соблазнительное предложение агентессы не повелся. Расписание его действий, движений, что делал. Когда, с кем встречался. Буквально поминутный расклад. Интересно, Лина такая хорошая актриса или у них там что-то большее, чем просто медовая ловушка получилось?