Байкалов помолчал, пуская кольца дыма в открытое окно. Агапов тоже молчал, понимая, что это — введение к задушевному рассказу, такому, который зачастую рождается неожиданно даже для самого рассказчика.
— Мой отец не верил в сны, да и вообще не признавал, как он говорил, «всю эту мерихлюндию». Мы жили в Ленинграде, на Петроградской стороне, в двухэтажном деревянном доме на Малой Монетной. Домик был старомодный и никак не шел к ленинградскому стилю с его арками, архитектурными ансамблями, колоннами. А он был такой невзрачный, ему стоять бы где-нибудь в Старой Руссе или Череповце... Он стоял себе, а город рос, застраивался. Вокруг уже высились корпуса завода, дымили трубы, громыхали станки, а у нас во дворе даже гусиная трава росла, честное слово!
Байкалов тихо засмеялся.
— Наша квартира была, пожалуй, еще более старомодной, чем весь дом. Начать с того, что на дверях красовалась медная дощечка: «Николай Герасимович Байкалов». Рядом — голубой ящик для писем, железный. Ключ от него — у отца. Войдешь — полутемная прихожая с большими шкафами, электрическим счетчиком, который таинственно щелкает, и коллекцией зонтиков в углу. Сразу направо — кухня. Там большой ленивый кот Макар щурясь смотрит на блестящие кастрюли, на мясорубку и ходики. А в комнатах фикусы, пианино и на пианино слоны — большой, потом поменьше, еще меньше, еще и совсем крохотный. Я эти вещи помню и люблю. Они мне кажутся такими же членами семьи. Как кухарка Фрося, как бабушка с ее выпуклыми очками на лбу, с ее «турецкой» шалью... Я все это помню и очень отчетливо и в то же время как во сне: многое, вероятно, по рассказам взрослых... Прошло много лет. А домик на Малой Монетной оставался все таким же. Только бабушка умерла да отец стал пенсионером... Потом война... блокада... Во время блокады холод был первым помощником смерти. Голодные, в нетопленных квартирах, без света, без воды — люди быстро умирали. А мои — я вам уже рассказывал — не захотели эвакуироваться... Вот так все просто и произошло... Дом тоже снесли... Все деревянные здания были отданы на топливо. Когда я приехал после войны, не было ни отца, ни жены, ни детей... Разыскал соседку. Она бормотала что-то невнятное, да и что она могла рассказать? Я больше не приходил на Петроградскую. И вообще уехал.
Байкалов долго молчал и смотрел на березовый лес, на стога прошлогоднего сена, на канавы, наполненные вешней водой. Потом все это исчезло. Поезд замедлил ход, и появились станционные постройки.
— Вот и все, Андрей Иванович. Извините за невеселую историю. Я очень рад уехать как можно дальше. Как можно дальше. В таких случаях самое лучшее средство — зарыться в работу с головой.
Андрей Иванович сумел удержаться от слов утешения. Он только сказал, что большое горе скупо на слова. И уже позже, когда поезд простоял минуту у перрона и снова ринулся вперед, когда перед их взорами открылось озеро и на берегу озера гуси, — Андрей Иванович, все еще находясь под впечатлением рассказа, прошептал:
— Да, это ужасно. И как хочется сделать, чтобы людям жилось лучше.
Вечернее небо совсем потухло. Над черным лесом замигала одна крупная звезда. А в вагоне зажгли свет. В коридоре пахло краской. В окно залетали комары. Из «холостяцкого» купе доносились смех, говор, треньканье гитары.
— Жизнь продолжается, — усмехнулся Агапов, показывая на агаяновское купе.
— Жизнь продолжается, — подтвердил Байкалов, как-то на свой лад поняв эти слова.
Наутро черный техник и благообразный Василий Васильевич спорили о значении транспорта. Собственно, они оба были одного и того, же Мнения, что транспорт нужен и что его нужно развивать. Но все-таки они спорили.
— Четыре пятых всех перевозок в нашей стране производит железная дорога, — говорил тоном лектора Шведов. — На все остальные виды транспорта: речной, гужевой, авто и авиа — приходится лишь одна пятая.
— А вы как думали! — кипятился техник. — При таких расстояниях, какие существуют в нашей стране, только на вагоны и можно рассчитывать. Ведь это только подумать! Извольте-ка потрястись на трехтонке от Иркутска до Советской Гавани! Или попробуйте на подводах доставить грузы из Волочаевска в Одессу!
— Отсюда следует вывод, что надо строить и строить. Наше поколение — строители. Наша жизненная задача — строить. Строить планово и быстро.
— Пятая-то пятая, а все же нам все виды транспорта нужны.