— А теперь мне нужны зогры, — тихо сказал он.
— Ты! — возмущенно выдохнула она, но подходящих слов не нашла, а Йен круто развернулся к ней и честно сказал:
— Если бы не надо было спешить, поверь…
— А бриться, значит, время было!
— Милая, да с тобой нужно ночь провести! — с чувством ответил он. — Ночь, не меньше! И я проведу. Но сейчас мне нужно бежать, понимаешь? Бежать!
Непроизвольно вновь покосился на окно, а девочка с неожиданным пониманием уточнила:
— Они уже близко?
Умная мышка. Прекрасно поняла, что он их чует. И что всем его россказням - грош цена. Но он уже взял ее в оборот.
— Да, — тихо ответил он, глядя в пол.
“А теперь поднимаем взгляд, - сказал себе, - раз, два, три…”.
Он уже вычислил, опытным путем, что именно так виноватый взгляд работает лучше всего. Если смотреть не сразу в глаза, а сосчитать до трех. Правда, Рэя с отцом его взгляд никогда не пробирал, слишком толстокожие. И слишком хорошо знали Йена, потому должны были понимать, сколько времени тот репетировал его перед зеркалом и на скольких людях опробовал прежде, чем задействовать в важном разговоре.
Девочка продержалась пару мгновений, потом тяжело вздохнула. Задумчиво глянула в окно и наконец вынесла вердикт:
— Возьмешь одного, — сказала она.
— За два кольца? — удивился он.
— И плащ отдашь, — припечатала она и присела над распростертым на полу мужем. — Бежевый цвет любишь?
Йен ухмыльнулся.
Очень умная мышка.
Глава 16. Несущий свет
— Что значит, нет следов?! — рявкнул Даарен на человека, принесшего очередную весть. — Мне лично оседлать виверну и показать вам, недоумки, как следы искать?! На кого ваши шавки натасканы?!
— Мой король, — попытался оправдаться тот, — собаки научены брать след обычного оборотня, откуда им…
— Оттуда! Королевские, чтоб их, ищейки! Найдите! Еще одна такая весть, и твоя голова…
— Рен, — тихо перебил Дэшон, стоявший в углу зала, — не думаю…
— Молча-ать! — взревел тот, вскакивая и круто разворачиваясь. Гонец коротко глянул на Дэшона, и тот так же коротко мотнул головой в сторону выхода: беги, пока цел.
Рен прятал горе за злостью. Он всегда так делал, и Дэшон прекрасно знал, что о поступках, совершенных в порыве гнева, тот потом сожалеет. Не признается, но сожалеет. А сейчас на них, на всех, на весь Даар и на королевскую семью, обрушилось такое горе, что сам Дэшон не знал, как с ним справляться. И до сих пор не был уверен, что правильно поступил тогда, заглянув в комнату Йена.
А Рен и вовсе с ума сходил.
Странно, что еще леса не начал выжигать.
Приход Зверя — сбывшееся страшное пророчество. Мощный удар по всему Даару и Даарену лично. Но Рен был стальной — не боялся ударов. А вот потеря Йена — это уже не не просто удар, это кинжал, под латы, под кожу, прямо в сердце.
Рен любил Йена. Он плохо умел любить, но все же — любил.
— Ты знал, что это случится! — неожиданно заявил он, пробуравив Дэшона темным тяжелым взглядом.
— Не сходи с ума, — мягко попросил Дэшон. Рен уже неделю вымещал злость на всех, кто попадался под руку. Не знал, кого винить в произошедшем, и винил каждого. Странно даже, что самого Дэшона зацепило только сейчас.
— Ты с самого начала все знал! — процедил Рен, продолжая глядеть исподлобья и надвигаясь медленно, но неумолимо. — Ты плешь мне проел, твердя о том, как много ему нужно внимания! Какой! Он! Необычный! Мальчик!
— Потому что так и было! — жестко отрезал Дэшон.
Его назвали Шаайенном — Несущим свет. Сейчас это выглядело жестокой насмешкой, но Дэшону всегда казалось, что имя подходит ему как никому другому. В нем не было ничего от отца, в отца пошел Рэй. А этот вышел копией матери, этот был ее любимцем, любимцем Ирхана и дворцовых нянек. Стоило ему выйти в непогожий день на крыльцо, как Ирхан разгонял тучи просто для того, чтоб потрепать его волосы. Ярко-рыжие, в лучах светила они сияли золотом. И искрились, сверкали глаза, таящие в глубине пронзительную насмешку, которая нет-нет да и прорвется поверхность. Она, эта насмешка, всегда сидела там — с тех пор, наверное, как научился улыбаться.
Дэшон вспоминал сейчас его тогда, совсем маленьким, в который раз пытался найти тот момент, когда он проглядел. И что именно он проглядел.
Йен казался слишком живым, теплым для здешних снегов и темных холодных скал. Заразительно смеялся, мягко говорил. Даже Рэй смягчался рядом с ним. А Йен будто ждал момента, когда все смягчатся и заразятся его смешливостью, чтобы вытворить какую-нибудь пакость. Или глупость. И потом с ухмылкой встречал всеобщее негодование.