Потом мы изготовили жесткий пластырь размером с министерский портфель и с хорошим уплотнением по контуру. Приготовили раздвижной аварийный упор и подкладки. Я спустился в танк в обнимку с пластырем. Мои ассистенты по команде вырвали затычки.
Я опустил пластырь навстречу возобновившемуся фонтану и сел на него, упираясь ногами во флор. Боцман подал мне раздвижной упор, и я загнал его на место. Потом зажал упором пластырь до поросячьего визга. Поступление воды через главную дыру прекратилось полностью. Однако где-то в носовом конце танка был слышен характерный свист поступающей воды. Посвечивая себе фонариком, держа в охапке кувалду и чопы, я полез на звук. В последней шпации фонарик осветил струю толщиной со спичку, бьющую вертикально вверх из днища. После первого удара чопом дыра стала диаметром с боцманский палец. Вода поперла через нее веселее, но я забил чоп до конца, и стало тихо.
Настолько тихо, что через пару секунд я услышал работу еще одной струи, ближе к килю и пару шпаций кормовее. Я долез до нее и надежно заглушил. Эта течь оказалась последней в первом танке.
Во втором танке оказалось аж восемь дыр, но все маленькие. В топливный танк, благо там уровень воды при работе осушительного насоса был всего сантиметров двадцать, я полез уже не в комбезе, а в морской штормовке тех лет — черные негнущиеся штаны и такая же куртка. В топливном танке было две дыры, и я их заделал. В черной форме было очень холодно, особенно зябли мокрые руки. И, конечно, немалую толику мазута я вынес из танка на своих боках, локтях и коленях. Но экипаж «Клина» — золотые ребята — помогли мне выбраться в трюм. Там мне оказал первую помощь их чудесный Дед. Я стоял как пингвин — в раскорячку и слегка отведя крылья. Дед ловко влил мне в рот стакан коньячку, а потом заправил туда же пару горячих сосисок. Свидетели этого кормления с рук одобрительно крякнули. Потом мне помогли содрать измаранную штормовку, и я снова стал человеком.
На палубе за спиной я услыхал обмен мнениями танкочистов, ожидавших результата нашей работы, чтобы сделать свою.
— Это что, смертник?
— Нет, это командир смертников.
Я думаю, ребята немного переоценили опасность. Небольшой риск был, но заключался он не столько в малом шансе выбраться из дальнего угла в случае резкого увеличения поступления воды или при отказе осушительной системы, сколько в возможности при этом впасть в панику и заблудиться в ловушке, особенно если бы напасти умножились выходом из строя фонарика. Но мне эта опасность не грозила, поскольку я, грешный, как и мои товарищи, умею в такой обстановке отключать свое богатое воображение и работаю как запрограммированная машина, без эмоций и колебаний.
А еще, совсем недавно мы поднимали у причала Выборгского судостроительного завода буксир, затонувший на глубине метров десять. Работали зимой, с колес. В случае такой тяжелой и сложной судоподъемной операции мы считаем необходимым задействовать в составе экспедиции суденышко. Жизнь неоднократно подтверждала обоснованность такого подхода. Однако в тот раз руководство отряда, в общем-то очень толковые люди, отнеслись к нашему мнению как к капризу. Чтобы взбодрить нас, для выполнения водолазных работ они привлекли ту самую фирму, отпочковавшуюся когда-то от нас, которую я уже упоминал.
Их водолазы в свое время прошли хорошую школу Василенина, но ушли туда, где больше платят. Они многому научились у нас. Профанами их не назовешь. Беда в том, что, оторвавшись от отряда, они перестают расти. Да и духовное начало в таких компаниях, как правило, оставляет желать лучшего.
Буксир МБ-1208 имел очень своеобразную конструкцию. В частности огромная трех-ярусная рубка его установлена на хитрых амортизаторах на высоте крышки стола от главной палубы. Кроме опор, амортизаторов и стопоров рубки под ней размещались некоторые трубопроводы и прочие вещи, превращавшие это пространство в тесную полость с извилистыми узкими лазами. Там же под рубкой находились горловины балластных и топливных танков. Горловины эти были открыты. Крышки и гайки валялись поблизости.