Или подход к АС в море.
Сначала его засекают где-то на горизонте. Самые глазастые и те, кто вооружен биноклями, уже начинают рассматривать его, уточняя посадку и общее состояние. Потом его видят уже все. Но еще идти и идти. Вода скрадывает расстояние, но видно, что еще порядочно до цели. И вдруг мы оказываемся рядом с ним, и нужно готовить концы и кранцы к швартовке.
Эту границу между «далеко» и «рядом» мне тоже не удается уловить. Кстати, такая же история получается и с берегом, когда мы идем к нему с моря.
Границы, установленные человеком, не всегда видны и очевидны. Но и в них немало загадочного. Пока комиссия, состоящая из представителей пограничной службы, таможенников, портнадзора, санитарной службы и прочих специалистов, оформляет приход судна, общение с берегом не допускается. Иногда работа комиссии затягивается не на один час. Наши любимые глядят на нас с причала. Мы глядим на них. Перебрасываемся словами, но самые главные бережем до личного контакта.
Когда счастливый момент все же настает, нам многие могут позавидовать.
Глава 6. Потери и находки
Не прожить нам в мире этом,
Не прожить нам в мире этом
Без потерь, без потерь…
Не удерживай то, что уходит, и не отталкивай то, что приходит.
Затмения бывают солнечные, лунные и умственные.
Люди бывают везучие и не очень. Но в жизни и тех, и других бывает много потерь и не очень много находок. Хотя я слыхал о некоторых везунчиках, у которых все было наоборот.
Но среди моих друзей таких не было. А слухи — это только слухи.
Если оставить в стороне наиболее печальные потери, то о прочих поговорить интересно и поучительно.
Несмотря на бережное отношение к инструменту и оборудованию, нашей работе сопутствует большое количество утопленных хороших вещей. Ключи, ломики, кувалды, молотки и пилы бесследно исчезали в глубине. Ветром срывало шапку и уносило по волнам. Тонул соскочивший с ноги сапог или хорошая переносная радиостанция.
В машинном отделении одного банановоза я выронил включенный ручной электрофонарик. Он упал под плиты в воду, и, поскольку был герметичным, издевательски светил мне со дна отсека. Поднять его я не мог, так как от плит до дна было метра полтора пространства, плотно забитого трубопроводами, а у меня длина руки намного меньше. Выудить чем-то проклятый фонарь также было непросто, да и времени не было.
Больше всего я потерял поясных ножей. Мои ножи раскиданы по всему миру — от Гаваны до Аляски, Амдермы, Сахалина и Фалмута. Особенно много их лежит на дне родной Балтики, любимой Невы и в прозрачной воде Ладоги. Они выпадали из ножен или срывались с пояса вместе с ножнами. Их выбивало из руки рывком троса.
А без ножа моряку нельзя. Это самый универсальный и необходимый инструмент. Нож трижды спасал мне жизнь. Некоторые случаи я описал в своих рассказах.
Забавная и поучительная история случилась на подъеме ГИСУ «Аскольд», затонувшего в гавани Ораниенбаума.
Судно было старое, латанное-перелатанное. Их бывший Дед рассказывал нам, что еще лет за десять до описываемых событий при постановке «Аскольда» в док клетки доковой дорожки прошли сквозь днищевую обшивку внутрь судна.
Мы подняли это угробище, но трудов было затрачено немеряно. И вот еще в начале операции я ночью залезал через нос в надстройку. Туда можно было пройти только снаружи по привальному брусу правого (верхнего) борта. Напротив двери, ведущей в коридор надстройки, я перевалился через высокий фальшборт. При этом лопнул старенький ремень, на котором висели нож, ябедник и ручной фонарик. Было темно. Но плюх упавшего в воду предмета был отчетливо слышен.
Огорченный потерей нужных вещей я вернулся в газель, в которой мы тогда отдыхали, если представлялась такая возможность. Рассказал друзьям о своем горе. Особенно печальной была утеря ябедника, в памяти которого хранились номера телефонов всех, с кем я взаимодействую. А таких немало. Чтобы восстановить эту информацию, требовалось много времени, которого у меня не было.