- Нет, нет, нет нет-нет!!! Нет…
- Я запрещаю тебе общаться со мной. Я запрещаю тебе попадаться мне в автобусе, в горах, я запрещаю тебе узнавать у общих знакомых, как у меня дела, и вспоминать, как я выгляжу.
- Неужели я тебе совсем безразлична? Я же помню, как ты на меня смотрел…
- Раздевающе, оценивающе… Ну и что? Я на всех так смотрю. А ты к тому же выглядишь вкусно… Но максимум на что бы ты могла рассчитывать, даже если бы у тебя были сиськи – это переспать со мной. Возможно, даже дважды. Впрочем, мне бы для этого пришлось очень сильно нажраться, потому что в здравом уме я не свяжусь с такой, как ты.
- Что?
- Ты истеричка. Упертая, приставучая истеричка, от которой хрен отделаешься. Которая будет допекать меня своей любовью до конца жизни.
- Тварь!
- Да. Я принимаю секс как обезболивающее, чтобы жизнь не казалась такой мерзкой - он, наконец, снял очки – ты даже не представляешь, какая жопа эта взрослая жизнь, Лена. В течении жизни ты будешь наблюдать смерть всех близких людей, которых знаешь с детства. Первые десять еще заденут тебя, потом слова соболезнования станут привычной формулой, которую ты будешь произносить с нужной интонацией, а в следующую секунду станешь думать о покупках. Ты предашь всех, кого считаешь друзьями, и молись, чтобы они успели сделать это раньше - тогда тебе удастся сохранить хотя бы иллюзию собственной непорочности. В процессе взросления ты неоднократно будешь переходить на новый уровень, где весь твой предыдущий опыт не значит ровным счетом ничего. Все твои идеалы разобьются вдребезги при первом же столкновении со взрослой жизнью. Так же как и твое сердце в результате первой, второй, третьей и десятой любви, каждая из которых будет казаться тебе вечной, вот прям как сейчас. Добро пожаловать, кстати… И каждый раз ты будешь собирать себя по частям, вытаскивать из таких депрессий, которым ты предпочла бы смерть, ради того, чтобы, возможно, в конце концов, связать свою жизнь с каким-нибудь человеком, но не факт что он не будет тебе отвратителен. Ты узнаешь, что такое бытовуха, что такое деньги и что такое люди.
- Не…
- Сейчас – лучшее время твоей жизни. Не потому что оно хорошее – ничего хорошего в этом нет, а потому что дальше начнется полный кошмар. Алина делает все возможное и невозможное, чтобы ты получила возможность развиться и стать личностью. Ты живешь в раю. Но ты поймешь это гораздо позже. Поэтому, поверь мне, сейчас твои оценки в школе – самый важный вопрос на повестке дня. А эту юношескую дурь выкинь из головы, или я сниму ремень, и буду лупить тебя, пока…
- Заткнись…
Пепел
- Камиль -
У нее глаза – как два пепелища. Столько рвущейся боли и вселенской тоски… Я заставлял себя смотреть ей прямо в глаза. Она заставляла себя держать спину прямо. Она не предлагала себя, и я благодарен ей за это… Серый китель с высоким воротником под самым подбородком. Испанская косичка гребнем по черепу, делая его чуть больше, вобрала в себя выгоревшие пряди, и теперь волосы кажутся каштановыми, почти черными. Выплаканные глаза и лицо ничего не выражают, только руки, полупрозрачные как розовый сердолик пальчики сминают салфетку с такой силой, что касаясь друг друга сквозь тонкую бумагу, протирают ее насквозь.
Хочется схватить ее за руку, смять, разгладить беспокойные пальцы, но нельзя. Она должна справиться сама. Вместе не сможем. Моя ошибка, мне же и истреблять эту дурь... И все-таки жаль... Жаль что все случилось так рано. Быть может, несколько лет спустя… И все-таки нет…
- А теперь повтори то, что я сказал.
Она разревелась в голос.
- Это в первый раз, да? Я был первым, кто тебя бросил?
Ошарашенный кивок, не меняя выражения лица и направления взгляда. Я крутанул в пальцах сигарету, фильтром к ней, и протянул.
- Держи. Поможет.
На меня посмотрели как на пустое место. Ненадолго. И снова мимо.
- И все-таки… - она улыбнулась. Улыбка была горше дыма погребального костра – и все-таки ты меня любишь. Откуда тогда такая трепетная забота?
- Идиотка!
Опять плачет... Это в корне неправильно, когда столь прекрасному созданию больно... И еще больнее самому причинять эту боль… Но нельзя даже прикоснуться к ее руке, нельзя никаких надежд. Пусть плачет сейчас! Это лучше, чем долгими ночами в подушку. Я затушил сигарету, сломав ее в пепельнице, с таким видом, словно сам факт, что она была предложена ей, сделал ее непригодной, и откинувшись на спинку стула закурил новую, наблюдая за игрой эмоций на ее лице. Надо чтобы она сейчас, не выходя из-за этого стола, все осознала. Я убью в ней это. Несмотря на то что все могло быть прекрасно …