Когда она просила вчера о встрече, ее голос был столь… покорным… И эта покорность обещала, что она примет меня любым и навсегда, доверит безоглядно свою жизнь. Только вот я здесь ненадолго. И мне она не нужна…
Белые лилии
- Лена -
Мы говорили долго, он повторил все еще с десяток раз, в самых разных вариациях и с десяток раз заставил повторить меня. Постепенно земля перестала проваливаться подо мной от этих слов, на смену пришло отупение и полное отсутствие мыслей. Я все поняла…
Он ушел. Я еще очень долго смотрела, как шевелятся пузырьки в стакане минералки. Подумать только, для меня миновала целая вечность, эпоха в жизни, а газ еще не успел выветриться. Оно, наверное, могло быть большим и светлым... Но теперь уже все равно.
***
Тем вечером я сбежала в клуб. Там, на танцполе, можно все. Орать от боли, чего никто не услышит за громкой музыкой. Плакать - и никто не увидит твоей гримасы в темноте. Главное извиваться телом. Агония так похожа на счастье... Только было бы меньше слезливых песен, от которых ломает душу и сбивается сердечный ритм, от которых я бегу, бегу подальше от музыки и людей, почему то уже босиком и по газону. Какая разница? Все просто решат, что я пьяна...
… Ночь я ревела. Ну как ревела, кричала и била рукой в подушку, пока не потянула запястье. Слез не было, но глаза горели как от едкого дыма.
Под утро разболелось сердце. По настоящему, впервые в жизни. Прошел легкий дождь и улицы дышали какой-то промозглой чистотой. Рассвет был бесцветным, белым. Школу я решила прогулять. День тянулся болезненно медленно. К десяти доставили букет белых лилий. «Камиль вчера нажрался» - поняла я, едва взглянув на букет. Он знал, что я фанатею от лилий…
- Кто-то перепутал цветы – колокольчиком смеялась Алина.
Она любила белые розы, и думала, что цветы предназначались ей.
- Бывает – сказала я.
Вот незадача. Первый в жизни букет и я не могу даже вышвырнуть его в окно.
Лилии пахли едко, смертью.
Идеал
Я умерла… Я перестала чувствовать. Я проверяла – держала руку над горелкой, втыкала иголки под кожу. Боль была, но тусклой, словно солнечный свет со дна океана.
Я встала посреди урока и послала трехэтажным матом нашу дуру-физичку, чтобы посмотреть, что я почувствую от исполнения давней мечты. Ничего… Только класс аплодировал… После уроков меня долго мариновали в учительской, звонили Алинке, та, как всегда, не брала трубку. Говорили, что не отпустят, пока не извинюсь. «Даже в туалет?» - спросила я. В туалет отпустили. Я сбежала через окно, оставив им сумку с учебниками. «У меня их забрали» - объявила я на следующий день, придя в школу с одним листком и авторучкой. Обвинили в девиантном поведении и отправили к психологу.
Школьный психолог – классная тетка. Она, по крайней мере, умеет слушать. Не отворачивается и не уходит от разговора, когда слышит неудобную правду. Стены были завешены детскими рисунками. Это терапия. Я тоже стала рисовать аккуратные цветочки вдоль края бумаги. Маленькие, симметричные, о пяти лепестках.
- Почему ты оскорбила Анну Георгиевну?
- Достала – пожала плечами я – сразу обозначу свою позицию – там, на уроке я сказала правду и извиняться вы меня не заставите.
- Ты же благоразумная девочка
- Бла-го-ра-зум-ная. Смешное слово, вы не находите?
- С тобой что-то происходит?
- Да. Есть один человек. Он идеален.
- Идеальных людей не бывает. Есть разные...
- Глупая попытка скрыть уродство. Да, все разные. Кто-то лучше, а кто-то хуже. Кто-то ближе к совершенству, а кто-то дальше. Он – так близок, насколько это возможно. И он мне отказал…
- Лена… Ты идеализируешь его, поверь, ты еще встретишь другого, лучше…
Я рассмеялась
- Нет никого лучше. Он такой один, и я уверенна, что если не он, то никто. Он предназначен судьбой, и его отказ – какая-то чудовищная ошибка, которую я не могу понять, и отказываюсь принимать… Вы верите в судьбу?